Гоголь писал «Мертвые души в кокошнике». На то он и Гоголь.
Многие великие люди, будь то писатели, поэты, композиторы или художники, часто шокировали окружающих своими привычками или, скажем так, особенностями поведения, при создании своих произведений.
Писатель Чарльз Диккенс всегда спал головой на север, как и свои книги он писал лицом всё на тот же север и каждые 50 написанных строк при этом запивал глотком горячей воды. Анатоль Франс писал на всем, что ни попадя – на салфетках в ресторанах, визитках, конвертах, а иногда даже на важных документах… Иоганн Гете работал только в душных, закрытых со всех сторон помещениях без доступа свежего воздуха. В общем и целом, каждый гений был со своей изюминкой.
Мне же хочется рассказать о Николае Васильевиче Гоголе, вся жизнь которого одна большая загадка. Вернее, об одной истории, случившейся в Санкт-Петербурге в доме Василия Жуковского с участием самого Гоголя и Дмитрия Бенардаки.
Несколько слов о Дмитрии Егоровиче Бенардаки (1799-1870).
Р одом он был из таганрогских греков, сыном героя русско-турецкой войны 1768-1774. Служил в Ахтырском гусарском полку, но после смерти отца вышел в отставку и получив в наследство 40 000 руб. занялся винным откупом. Обладая недюжинной деловой хваткой, сумел превратить первоначальный каптал в огромное состояние, фактически став первым официальным миллионером Российской империи. Обладал правом занимать царю денежные средства. Основатель завода в Нижнем Новгороде («ныне «Красное Сормово»), совладелец с царской семьей золотого Ленского прииска, строитель Кронштадта, владелец Волжского пароходства. Поверьте, о нем много еще чего можно рассказать, очень много.
Возвращаясь к истории с Николаем Гоголем, необходимо добавить, что их знакомство с Дмитрием Бенардаки произошло летом 1839 года в Мариенбаде, где Гоголь, как и многие другие представители русского общества, проводили время «на водах». Дмитрий Егорович произвел на Гоголя очень благоприятное впечатление, как « очень замечательный человек по своему уму и душевным свойствам ». Гоголь питал к этому человеку интерес несколько специфический, видя в нем источник полезной для себя информации. Об этом, например, свидетельствовал писатель Погодин:
« Гоголь выспрашивал его о разных исках и, верно, дополнил свою галерею оригинальными портретами, которые когда-нибудь увидим на сцене. Мы все гуляли вместе и Бенардаки, хорошо знающий Россию самым лучшим и коротким образом, бывший на всех концах ее, рассказывал нам множество разных вещей, которые и поступили в материалы «Мертвых душ», а характер Костанжогло во второй части писан в некоторых частях прямо с него… Бенардаки назвал Гоголя гениальным писателем и знакомство с ним ставил себе за большую честь! ».
В тот же год, уже в ноябре, как вспоминал писатель Сергей Аксаков, он узнал, что Гоголь нуждается в деньгах для обустройства жизни своих сестер.
« Гоголь потерял свой бумажник с деньгами, да еще записками, для него очень важными. Об этом было опубликовано в полицейской газете, но, разумеется, бумажник не нашелся именно потому, что в нем были деньги. «Что делать? — восклицает Гоголь. — К кому обратиться? Все кругом холодно, как лед, а денег ни гроша! »
И Сергей Аксаков обращается к уже знакомому Гоголю Бенардаки, как человеку состоятельному и не чуждому меценатства.
«… и я сейчас написал записку – и попросил на две недели две тысячи рублей – к известному богачу, очень замечательному человеку по своему уму и душевным свойствам, разумеется, весьма односторонним – откупщику Бенардаки, с которым был хорошо знаком ».
И что же ответил « очень замечательный » Бенардаки?
« Он отвечал, что завтра поутру приедет сам для исполнения моего «приказания». Эта любезность была исполнена в точности… Замечательно, что этот грек Бенардаки, очень умный, но без образования, был единственным человеком в Петербурге, который назвал Гоголя гениальным писателем и знакомство с ним ставил себе за большую честь! »
Деньги в конце концов всё же были переданы от Бенардаки Гоголю, причем на безвозвратной основе. Но вот однажды поэт Василий Жуковский, у которого в то время гостит Гоголь, приглашает Бенардаки к себе, чтобы « прибегнуть к помощи самого дельного человека России ». Напомним, что дельный человек не имел образования и до конца жизни будет именоваться как поручик Ахтырского гусарского полка.
После разговора за чашкой чаю, Василий Андреевич Жуковский, как бы на десерт, и с неким юмором, решает подарить поклоннику таланта великого писателя зрелище – « Николай Васильевич Гоголь творит свое бессмертное произведение ». Бенардаки, который действительно боготворил Николая Васильевича, конечно же обрадован таким предложением. Не каждый день выдается возможность увидеть творческий процесс. Проведя гостя через внутренние комнаты к временному кабинету Гоголя, Жуковский тихо приоткрывает дверь и…
Тут уместно воспроизвести этот фрагмент из воспоминаний Сергея Аксакова, которому так же посчастливилось лицезреть это зрелище, благодаря неугомонному Василю Жуковскому:
« …я чуть не закричал от удивления: передо мной стоял Гоголь в следующем фантастическом костюме: вместо сапог длинные шерстяные русские чулки выше колен, шея обмотана большим разноцветным шарфом, а на голове – бархатный малиновый, шитый золотом кокошник, весьма похожий на головной убор мордовок. Гоголь писал и был углублен в свое дело, и мы, очевидно, помешали ему, он долго, не зря, смотрел на нас, но костюмом своим нисколько не стеснялся ».
Бенардаки же описал свою эмоции от этой сцены так:
« И правильно сделал! Ежели, к примеру, эта амуниция способствует успеху дела, почему нет? Конечно, если бы я, к примеру, в таком виде отправился к министру финансов на предмет получения концессии на золотые прииски, возможно, у меня и у министра возникли бы некоторые проблемы, разрешаемые только с помощью врачей. Но художники – дело другое. Что если без этого бархатного кокошника «Мертвые души» не получаются такими волшебно живыми? Стало быть, надо считать сей бархатный убор прекрасной инвестицией в этот изумительный по своей рентабельности проект ».
Что я могу добавить от себя, если позволительно, конечно же. в данной ситуации. Я имею ввиду, прежде всего, наличие кокошника на голове Николая Васильевич Гоголя. Что вызывает массу вопросов.
Каждый раз, проводя экскурсию по Таганрогу, и останавливаясь на нашей главной улице города Петровской у дома семьи Бенардаки, откуда он родам и где жили его мать и брат, я рассказываю эту историю и демонстрирую отношение к волосам Гоголя на собственном примере. Дело в том, что у меня волею случая прическа стала подобна гоголевской. И я на личном опыте знаю о проблемах с такими длинными волосами.
Отчего кокошник оказался на голове нашего великого писателя? Так причиной тому – прическа Николая Васильевича. В наше время волосы можно укротить при помощи ободка или очков, что делаю я сам, а те времена самым доступным способом был именно кокошник. Так что никаких ролевых игр в этом не было. Все объяснимо и понятно.
А судьба Гоголя связан с Таганрогом не только Бенардаки, но это уже другая история…
Источник статьи: http://zen.yandex.ru/media/id/5e209f76dddaf400b2811d3a/gogol-pisal-mertvye-dushi-v-kokoshnike-na-to-on-i-gogol-5e70cd0e4dc14571ba4fcb70
Прическа как у гоголя как называется
«Прекрасные белокурые густые волосы лежали у него почти по плечам; красивые усы, эспаньолка довершали перемену; все черты лица получили совсем другое значение; особенно в глазах, когда он говорил, выражалась доброта, веселость и любовь ко всем; когда же он молчал или задумывался, то сейчас изображалось в них серьезное устремление к чему-то невнешнему».
Более поздние свидетельства сообщают, что волосы у Гоголя были темные:
О Гоголе в 1848-49 г.:
«Небольшой рост, солидный сюртук, бархатный глухой жилет, высокий галстух и длинные темные волосы, гладко падавшие на острый профиль».
(Д. К. Малиновский. Нечто о Гоголе. Газ. «Русский», 1868, № 22).
И в воспоминаниях Г.П. Данилевского о встрече с Гоголем осенью 1851 года:
«Его длинные, каштановые волосы прямыми космами спадали ниже ушей, слегка загибаясь над ними».
Г. П. Данилевский. Знакомство с Гоголем. Сочинения Г. П. Данилевского. Изд. 9-е, 1902. Т. XIV, стр. 92—100.)
Казалось бы, свидетельство сестры Гоголя, О.В Гоголь-Головни, раскрывает тайну метаморфозы, происшедшей с колером прически:
«Особенно потемнели у брата волосы после того, как он обрился в Петербурге*. Существовало такое убеждение, что, кто из Малороссии приезжает в Петербург, на того вода петербургская так действует, что волосы вылезают. И брат, как приехал в Петербург, обрился. После того волосы у него потемнели. Ездил с ним лакей отсюда, он и тому советовал обриться, но лакей не послушался и лысым стал».
*Т.е. вероятно по приезде в Петербург в 1828 году.
Выходит, что Аксаков называл Гоголя белокурым тогда, когда Гоголь уже должен был потемнеть. Либо раньше волосы его были еще светлее.
Но вот в «Литературных и житейских воспоминаниях» И.С. Тургенева Гоголь образца 1851 года, а именно 20 октября (ср. со свидетельством Г.П. Данилевского о встрече с Гоголем осенью того же года) Гоголь вновь предстает белокурым:
«Его белокурые волосы, которые от висков падали прямо, как обыкновенно у казаков, сохранили еще цвет молодости, но уже заметно поредели; от его покатого, гладкого, белого лба по-прежнему так и веяло умом».
С другой стороны, как понимать у самого Тургенева «темно-белокурые волосы» Базарова?
И что означает «белокурый» в нередком для XIX века словоупотреблении и сочетании «белокурое лицо»? Этимология могла бы позволить сделать нам смелую догадку, что лицо, возможно, припудрено (белоку́рый первонач., наверное, «словно покрытый белой пылью», от кури́ть. Ср. польск. kurz «пыль». Этимологический словарь русского языка. — М.: Прогресс. М. Р. Фасмер. 1964—1973), но характеристика относится равно к лицам как женского, так и мужского пола.
И что тогда такое «лысый, белокурый» у Л.Н. Толстого:
«Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица».
Источник статьи: http://ol-re.livejournal.com/78214.html
Гоголь: без белья, без паспорта, без лишней скромности
– Чьи это часы? – спросил вдруг Гоголь, увидев на стене в кабинете Жуковского карманные часы. То были часы, достойные украшать и кабинет, не только жилетку: очень изящные, с золотой цепочкой. Жуковский ответил:
– Часы Жуковского. – буквально ахнул Гоголь, будто услыхав имя главного своего кумира. – Никогда с ними не расстанусь!
Он схватил их, надел цепочку на шею, а сами часы положил в карман. Жуковского так насмешила эта проказа, что он даже слова против не сказал. А мог бы и из дома выставить – Гоголь, по своему обыкновению не снимать комнат, а пользоваться гостеприимством знакомых, во Франкфурте-на-Майне надолго остановился у знаменитого поэта. Да, в школе редко об этом рассказывают, но Гоголь не просто путешествовал – он прожил за границей около четверти всей своей жизни.
Всё дело в его тревожности. Гоголь боязлив был необыкновенно и к тому же болезненно воспринимал всякую критику. А после его спектакля «Ревизор» критики на него обрушилось не меньше, чем похвалы – и ура-патриоты постоянно поднимали вопрос: «Куда смотрит цензура? Куда смотрят власти? Ар-р-рестовать за очернительство!» После премьеры в Петербурге Гоголь собирался ехать и на московскую премьеру – но под эти крики серьёзно струхнул, отменил поездку и. присоединился к европейскому вояжу старого друга и земляка, Александра Данилевского.
Кроме того, ещё в начале путешествия Гоголю очень попортил настроение пароход, на котором друзья вышли из Кронштадта. Вместо четырёх дней до Любека судно шло полторы недели: помешала штормовая погода и постоянные поломки машины. На берег Гоголь с Данилевским вышли совершенно разбитые, доехали до Аахена и там расстались. Гоголь предпочёл покинуть немецкие земли, повернув на юг, к Швейцарии, а затем – Италии. Позже он уверял журналиста Погодина, что уж, когда ездил один и на него не наседал товарищ, не показывал своего паспорта ни под каким предлогом.
Именно во время жизни за границей Гоголь написал свои знаменитые «Мёртвые души» – в которых восторженные критики видели «краски национальности», точную передачу русского характера во всех его деталях, от простодушия Коробочки до изворотливости Чичикова, от мечтательности Манилова до грубости и беспечности Ноздрева. Все эти характеры Гоголь прописал, живя по друзьям в европейских городах либо же снимая комнату в Риме. Убеждённый, даже пламенный славянофил, он не видел ничего дурного в том, чтобы писать сатиру на свою родину (а он был ещё и убеждённым имперцем), скрываясь от неё вдали.
Украинец-русофил
Описания Гоголя от всех его знакомых изобилуют словами «хохол», «хохлацкий», «малороссийский». Так характеризовали и выражение его лица, и певучие интонации его в остальном совершенно столичной русской речи, и упрямство. На встрече со знакомыми Гоголь мог развлекать всех своими уморительными шутками – а мог сидеть весь вечер молча, с холодным выражением лица.
Он обожал петь за материнским роялем украинские песни – пел он, правда, преотвратно. Обожал их слушать. На именины он шёл заказывать украинские блюда повару из ресторана, если повар того друга, у которого Гоголь (по своей привычке) жил, их не знал. И знакомую, оборвавшую речь маленького сына на украинском, он увещевал: дайте же ребёнку поговорить на родном наречии.
И – что трудно представить сегодня – этот горячий любитель родного края и родной культуры был не менее горячим любителем Российской Империи, а об императоре Николае отзывался в кругу товарищей исключительно лестно. Русский язык был отдельной и особой его страстью; ему мало было того объема, который предлагало ему петербуржское общество, – Гоголь отдельно учил русский крестьянина, мужика, чтобы знать все краски этой речи.
Корни империализма Гоголя легко найти в его детстве. Товарищи, посещавшие Гоголя дома, замечали, что гостиная украшена портретами Екатерины Великой и её тайного мужа Григория Потёмкина. Семья Гоголей-Яновских была, вероятно, из тех, кто не только служил России при Потёмкине, но остался верным империи и императорской семье после раздора императрицы с казаками и лишения их дарованных прежде привилегий. Николай Васильевич вырос в убеждении, что единственный возможный язык культуры – русский (он не считал за таковой даже французский), а украинский для письма негоден.
Это язык – любовного признания, песенной тоски, меткой шутки. Но не литературы. Гоголь писал принципиально по-русски. Переступить через этот популярный тогда стереотип он не смог. А ведь за пару десятков лет до того, как он пришёл в литературу, шли ещё споры, можно ли писать полноценно на русском, а не французском или немецком – вот в чём ирония!
Щёголь и фантазёр
Мы с детства привыкли представлять Гоголя по знаменитому портрету, с усами, со стрижкой «а-ля мужик», как называли её современники. Этой стрижке подражали многие славянофилы и любители искать мудрости у русского крестьянства; даже Некрасов в молодости щеголял такой. Но покорять столицу Николай Васильевич приехал в другом виде: чисто выбритый, со взбитым хохолком, в модном костюмчике. А уж в самой столице.
Перед юным Гоголем лежала непременная и скорая слава, и он готовился к ней как следует. Накупил, не считаясь с бюджетом, самых модных нарядов. Обрил волосы, чтобы вместо своих тонких, русых, выросли крепкие и, быть может, потемнее, поромантичнее – вместо волос носил парик, подгоняя под форму головы с помощью ваты. Галстуки при этом завязывать он толком не умел, а под нарядами, что порой было заметно, у него было одно только голое тело – то бельё, с которым он покинул родной дом, быстро поизносилось, а на новое долго не было денег. Тем не менее, Николай Васильевич полагал свою внешность безупречной.
Но Гоголь не был бы Гоголем, если бы быстро не нашёл себе другой мечты. Он вдруг понял, что создан для того, чтобы буквально перевернуть традиционную педагогику. Молодой мечтатель устроился работать в закрытую школу (тогда их звали институтами) для девочек, а потом ещё и приходящим учителем в семью с несколькими мальчиками. Что и говорить, уроки он вёл увлекательно – воображение девочек было поражено. Мальчикам его уроки запомнились тоже. Гоголя наняли преподавать им только один предмет – но он сильно увлёкся и учил их всему сразу. Русскому языку, истории, географии.
Относительно всего у него были свои идеи. И самой методы преподавания, и того, как стоило бы называть моря, и того, как интерпретировать исторические события. Он долго работал над учебником истории, который должен был стать новым словом в школьной педагогике. Закончилось, правда, тем, что его уволили из института под предлогом пропусков и опозданий (а больше за странное поведение). К мальчикам он сам перестал ходить. А потом вдруг, через несколько месяцев объявился. Услышал, что за это время нашли другого учителя, и завёл, как ни в чём ни бывало, беседу о постороннем предмете.
Нежный брат и тайный обжора
Молодой Гоголь души не чаял в своих сестрёнках. Много позже он уже бывал с ними желчен – но много позже ему довелось перенести немало разочарований, а это характер не улучшает. В те же дни, когда будущее ему представлялось радостным, он изливал на сестёр всю свою нежность. Конечно же, он сумел устроить их в тот же институт для девочек, в котором работал сам – то есть, дал девочкам из, тогда, глубинки получить столичное образование. Но так поступили бы, наверное, многие.
Сёстры через долгие годы вспоминали, с каким знанием вопроса и как придирчиво брат подбирал наряды – домашние, на выход и так далее, входя в каждую деталь. Но всё равно не обошлось без конфуза. Мальчиков и девочек воспитывали в те времена настолько раздельно во всех вопросах, что мальчики привыкали даже не думать о том, что у девочек есть что-либо под платьем. В том числе – о белье. Гоголь очень смутился, когда сёстрам удалось ему растолковать, каких вещей не хватает в собранном им роскошном гардеробе. Конечно же, и эти вещи были тут же куплены.
Быть может, имей привычку Николай Васильевич тесно общаться с женщинами (многие его ровесники в то время уже хоть раз побывали в публичном доме), он бы знал, что под платьем должны быть корсеты, сорочки, панталоны. Но Гоголь как будто вовсе не интересовался женщинами. По крайней мере, живыми – красивее всего, подробнее всего в его романах описаны женщины мёртвые. Но и мёртвые женщины по количеству описаний внешности не тянули на то, сколько времени он уделял описанию мужчин.
В любом случае, хотя Николай Васильевич не был женолюбом, женоненавистником он тоже не был. По крайней мере, в молодости. Его сёстры знали, что, стоит к нему подойти и приластиться, и у него тут же найдётся какой-нибудь гостинец. Сам Гоголь был большим сладкоежкой, и по всем ящикам и полочкам его конторки (он работал всегда стоя) были рассованы сладости и сухарики. Любил он и еду вообще. С земляками мог подолгу вспоминать вкус украинских блюд, после Италии с большим азартом угощал своих друзей макаронами, с удовольствием ел в ресторациях.
Правда, времена на дворе стояли романтические. В моде были встрёпанные поэты, меланхолическая бледность, презрение к земному. Так что Гоголь рассказывал всем и каждому, что аппетит у него неважный – прямо не лезет еда, и всё. Уписывать с утра до вечера припрятанные лакомства ему это ничуть не мешало. Раз друзья сумели застукать его в ресторане за столом, ломящимся от еды. Если за общим столом гурманство Гоголя проходило незаметным, то тут, казалось, было не отвертеться.
Источник статьи: http://www.goodhouse.ru/stars/zvezdnye-istorii/gogol-bez-belya-bez-pasporta-bez-lishney-skromnosti/