По усам текло, а в рот не попало. В.П. Андреевская
Трудно становилось Татьяне порою содержать такое многочисленное семейство; бедная женщина с утра до ночи работала по домам: где пол подмоет, где пошьет что, где приберет, где починит… Так вот и перебивалась несчастная, чтобы не дать умереть с голоду малым детушкам.
Но вот однажды добрая соседка принесла ей в подарок немного мучки, яиц, масла и молока.
— Это тебе, Татьянушка, от меня гостинец,— сказала она:— напеки блинков, покушай на здоровье и деточек накорми; ишь, какие они у тебя бледные да хилые, видно не больно бережешь их.
— Рада бы, матушка, поберечь, да нечем,— со слезами отвечала Татьяна и с благодарностью принялась целовать соседку: — сама знаешь наши достатки: день прошел, с голоду не умерли — и слава Богу…
— Знаю, знаю, что уж и говорить; ну, вот полакомь их хотя разочек; напеки блинов, пусть покушают.
С этими словами соседка вышла из избы, а дети, все время молча слушавшие разговор её с матерью, запрыгали от радости, и принялись упрашивать скорее взяться за дело.
— Мама, разводи огонь!— кричал старший.
— Мама, доставай с полки сковородник!— продолжал второй.
— Мама, заделывай тесто!
— Мама, давай скорее кушать!
— Мама, пеки блины!
— Мама, сосчитай по сколько придется на человека…— горланили остальные, обступив Татьяну со всех сторон.
— Перестаньте вы, пострелята, будете надоедать, ни чего не получите!— пригрозила она.
Дети испугались, затихли и молча с любопытством следили глазами за малейшим движением матери: вот сняла она с полки большой глиняный горшок, всыпала в него муки, разбила яйца, положила масло, развела молоком и принялась болтать веселкою что есть силы; потом велела старшему сынишке набрать на соседнем дворе разных ненужных щепок да прутьев, чтобы развести огонь, и когда все было готово, осторожно налила тесто на сковороду.
Дети, вытаращив глазенки, подошли ближе.
— Мамочка, кому из нас будет первый блин?— снова спросил старший.
— Мне, дорогая мамочка!— заметил второй.
— Нет, дорогая, милая мамочка, мне, мне!— подхватил третий.
— Нет, дорогая, милая, голубушка, мамочка, мне, мне, мне!— сказал четвертый.
— Нет, дорогая, милая, голубушка, бесценная мамочка, мне!— прервал пятый.
— Да нет же, нам, нам,— в заключение пропищали шестой и седьмой:— мы самые маленькие, нас надо побаловать…
— Перестаньте, пострелята!— снова крикнула Татьяна и, замахнувшись правой рукой, нечаянно толкнула стоявший около горшок с тестом, которое в одну минуту вылилось на пол.
— Ай, ай, ай!— закричали дети, поспешно бросившись к сковороде, чтобы разделить между собою хотя тот блин, который на ней находился, и уже протянули четырнадцать крошечных ручонок, как вдруг этот аппетитный, поджаристый блин совершенно неожиданно для них и для Татьяны, спрыгнул со сковороды, стал на пол ребром, и быстро направившись к полуоткрытой двери избушки, колесом покатился в поле.
— Стой! стой!— кричала Татьяна.
— Стой! стой!— кричали дети.
Но блин не думал останавливаться, а напротив, катился вперед все скорее и скорее.
Татьяна пустилась догонять, дети тоже.
На дороге повстречалась им прехорошенькая курочка-хохлушка.
— Стой, блинок!— закудахтала она: — стой, сердечный, погоди, дай откусить от тебя маленький кусочек.
— Как бы не так,— отвечал блин, продолжая катиться.
— Я с утра сегодня ничего не ела…
— А мне какое дело!
— Дай хоть маленький кусочек,— упрашивала курочка.
— Беги сзади, коли нравится, не мешаю; догонишь — твое счастье, укуси, а добром ни за что не остановлюсь, ни за что не дамся…
Курочка побежала сзади, но сколько бедняга ни старалась, догнать никак не могла, только из сил выбилась.
Через несколько минут повстречался петушок золотой-гребешок.
— Стой, блин!— закричал он по петушиному: — дай откусить от тебя маленький кусочек.
— Как бы не так!— снова ответил блин: — не для тебя испечен!
— Крошечный кусочек только отщипнуть хочется.
— Тебе крошечный, да курочке-хохлушке крошечный, смотришь из двух крошечных кусочков один порядочный составится, нет, дружок, или лучше своей дорогой, а меня оставь в покое.
— Зачем? Я хочу попробовать догнать тебя…
— Догоняй, коли нравится, но предупреждаю, добром ни за что не дамся, хотя бы целый день пришлось бежать.
Петушок подумал, подумал, взглянул на курочку-хохлушку и, мыслено порешив, что он ничем не хуже её, тоже пустился в догонку.
Затем повстречалась им уточка-красавица, вся как снег беленькая, только на грудке да на крылышках сизыя перышки.
— Стой, блинок!— закричала она и ласковыми трогательными словами начала упрашивать блин, чтобы он остановился хотя на минутку.
— Ведь ты этак совсем устанешь, сердечный, притомишься,— говорила она, переваливаясь с боку на бок.
— Ничего, мое дело; сам знаю, что делаю.
— Эй, дружок! Послушай доброго совета, остановись, право, будет лучше.
— Для тебя, конечно, будет лучше, но для меня — не думаю.
— Да и тебе никакого вреда не причинится, если я откушу маленький кусочек.
— Нет, уточка-красавица, не проси, не трать слов по-пустому, по твоему не будет, добром никому не дамся, а если хочешь попытать счастья — беги сзади.
— Хорошо,— сказала тогда уточка и присоединилась к остальной компании.
Долго бежали они таким образом целой ватагой, все в голос упрашивали неумолимый блин остановиться, но чем больше упрашивали они его, чем больше уговаривали, тем было хуже. Блин катился до того быстро, что трудно передать… Катился до тех пор, пока, наконец, на дороге повстречалась ему свинка, да свинка не простая, а золотая-щетинка.
— Стой, блинок!— захрюкала она сердито.
— Зачем?— отозвался блин, продолжая катиться по прежнему.
— Затем, что я хочу откусить от тебя кусочек.
— На хотенье есть терпенье.
— Догоняй, коли хочешь, добром не дамся.
— Не стану я догонять тебя так, как догоняет Татьяна, её семеро детей, курочка-хохлушка, петушок-золотой-гребешок и уточка-красавица, а распоряжусь по своему…
— Это меня не касается!— продолжал блин, катясь по прежнему прямо без оглядки.
Но свинка золотая-щетинка оказалась умнее и проворнее остальных преследователей: живо забежала она вперед, прилегла на передние лапки, открыла рот, и подставила его так ловко, что блин юркнул прямо туда, волей-неволей.
— Вот тебе и раз!— закричали дети, горько расплакавшись.
— Вот тебе и раз!— повторила Татьяна, грустно опустив голову:— не даром значит говорится: «по усам текло, а в рот не лопало».
Источник статьи: http://rus.ruolden.ru/5349/po-usam-teklo-a-v-rot-ne-popalo-v-p-andreevskaya/
Сивка-бурка
Жил-был старик, и было у него три сына. Младшего все Иванушкой-дурачком звали.
Посеял раз старик пшеницу. Добрая уродилась пшеница, да только повадился кто-то ту пшеницу мять да топтать.
Вот старик и говорит сыновьям:
— Милые мои дети! Стерегите пшеницу каждую ночь по очереди, поймайте вора!
Настала первая ночь.
Отправился старший сын пшеницу стеречь, да захотелось ему спать. Забрался он на сеновал и проспал до утра. Приходит утром домой и говорит:
— Всю-то ночь я не спал, пшеницу стерег! Иззяб весь, а вора не видал.
На вторую ночь пошел средний сын. И он всю ночь проспал на сеновале.
На третью ночь приходит черед Иванушке-дурачку идти.
Положил он пирог за пазуху, взял веревку и пошел. Пришел в поле, сел на камень. Сидит не спит, пирог жует, вора дожидается.
В самую полночь прискакал на пшеницу конь — одна шерстинка серебряная, другая золотая; бежит — земля дрожит, из ушей дым столбом валит, из ноздрей пламя пышет.
И стал тот конь пшеницу есть. Не столько ест, сколько копытами топчет.
Подкрался Иванушка к коню и разом накинул ему на шею веревку.
Рванулся конь изо всех сил — не тут-то было! Иванушка вскочил на него ловко и ухватился крепко за гриву.
Уж конь носил-носил его по чисту полю, скакал-скакал — не мог сбросить!
Стал конь просить Иванушку:
— Отпусти ты меня, Иванушка, на волю! Я тебе за это великую службу сослужу.
— Хорошо, — отвечает Иванушка, — отпущу, да как я тебя потом найду?
-— А ты выйди в чистое поле, в широкое раздолье, свистни три раза молодецким посвистом, гаркни богатырским покриком: «Сивка-бурка, вещий каурка, стань передо мной, как лист перед травой!» — я тут и буду.
Отпустил Иванушка коня и взял с него обещание пшеницы никогда больше не есть и не топтать.
Пришел Иванушка поутру домой.
— Ну, рассказывай, что ты там видел? — спрашивают братья.
— Поймал я, — говорит Иванушка, — коня — одна шерстинка серебряная, другая золотая.
— А где же тот конь?
— Да он обещал больше не ходить в пшеницу, вот я его и отпустил.
Не поверили Иванушке братья, посмеялись над ним вволю. Да только уж с этой ночи и вправду никто пшеницы не трогал…
Скоро после того разослал царь гонцов по всем деревням, по всем городам клич кликать:
— Собирайтесь, бояре да дворяне, купцы да простые крестьяне, к царю на двор. Сидит царская дочь Елена Прекрасная в своем высоком тереме у окошка. Кто на коне до царевны доскочит да с ее руки золотой перстень снимет, за того она и замуж пойдет!
Вот в указанный день собираются братья ехать к царскому двору — не затем, чтобы самим скакать, а хоть на других посмотреть. А Иванушка с ними просится:
— Братцы, дайте мне хоть какую-нибудь лошаденку, и я поеду посмотрю на Елену Прекрасную!
— Куда тебе, дурню! Людей, что ли, хочешь смешить? Сиди себе на печи да золу пересыпай!
Уехали братья, а Иванушка-дурачок и говорит братниным женам:
— Дайте мне лукошко, я хоть в лес пойду — грибов наберу!
Взял лукошко и пошел, будто грибы собирать.
Вышел Иванушка в чистое поле, в широкое раздолье, лукошко под куст бросил, а сам свистнул молодецким посвистом, гаркнул богатырским покриком:
— Сивка-бурка, вещий каурка, стань передо мной, как лист перед травой!
Конь бежит, земля дрожит, из ушей дым столбом валит, из ноздрей пламя пышет. Прибежал и стал перед Иванушкой как вкопанный.
— Что угодно, Иванушка?
— Хочу посмотреть на царскую дочь Елену Прекрасную!— отвечает Иванушка.
— Ну, влезай ко мне в правое ухо, в левое вылезай!
Влез Иванушка коню в правое ухо, а в левое вылез — и стал таким молодцом, что ни вздумать, ни взгадать, ни в сказке сказать, ни пером описать! Сел на Сивку-бурку и поскакал прямо к городу.
Нагнал он по дороге своих братьев, проскакал мимо них, пылью дорожной осыпал.
Прискакал Иванушка на площадь — прямо к царскому дворцу. Смотрит — народу видимо-невидимо, а в высоком терему, у окна, сидит царевна Елена Прекрасная. На руке у нее перстень сверкает — цены ему нет! А собою она красавица из красавиц.
Глядят все на Елену Прекрасную, а никто не решается до нее доскочить: никому нет охоты шею себе ломать.
Ударил тут Иванушка Сивку-бурку по крутым бокам… Фыркнул конь, заржал, прыгнул — только на три бревна до царевны не допрыгнул.
Удивился народ, а Иванушка повернул Сивку и ускакал.
Кричат все:
— Кто таков? Кто таков?
А Иванушки уж и след простыл. Видели, откуда прискакал, не видели, куда ускакал.
Примчался Иванушка в чистое поле, соскочил с коня, влез ему в левое ухо, а в правое вылез и стал по-прежнему Иванушкой-дурачком.
Отпустил он Сивку-бурку, набрал полное лукошко мухоморов и принес домой:
— Эва, какие грибки хорошие!
Рассердились братнины жены на Иванушку и давай его ругать:
— Какие ты, дурень, грибы принес? Только тебе одному их есть!
Усмехнулся Иванушка, забрался на печь и сидит. Воротились домой братья и рассказывают женам, что они в городе видели:
— Ну, хозяйки, какой молодец к царю приезжал! Такого мы сроду не видывали. До царевны только на три бревна не доскочил.
А Иванушка лежит на печи да посмеивается:
— Братцы родные, а не я ли это там был?
— Куда тебе, дурню, там быть! Сиди уж на печи да мух лови!
На другой день старшие братья снова в город поехали, а Иванушка взял лукошко и пошел за грибами.
Вышел в чистое поле, в широкое раздолье, лукошко бросил, сам свистнул молодецким посвистом, гаркнул богатырским покриком:
— Сивка-бурка, вещий каурка, стань передо мной, как лист перед травой!
Конь бежит, земля дрожит, из ушей дым столбом валит, из ноздрей пламя пышет.
Прибежал и стал перед Иванушкой как вкопанный.
Влез Иванушка Сивке-бурке в правое ухо, в левое вылез и стал молодец молодцом. Вскочил на коня и поскакал ко двору.
Видит — на площади народу еще больше прежнего. Все на царевну любуются, а скакать никто и не думает: боятся шею себе сломать!
Ударил тут Иванушка своего коня по крутым бокам. Заржал Сивка-бурка, прыгнул — только на два бревна до царевнина окна не достал.
Поворотил Иванушка Сивку и ускакал. Видели, откуда прискакал, не видели, куда ускакал.
А Иванушка уже в чистом поле.
Отпустил Сивку-бурку, а сам пошел домой. Сел на печь, сидит, дожидается братьев.
Приезжают братья домой и рассказывают:
— Ну, хозяйки, тот же молодец опять приезжал! Не доскочил до царевны только на два бревна.
Иванушка и говорит им:
— Братцы, а не я ли это там был?
— Сиди, дурень, помалкивай.
На третий день братья снова собираются ехать, а Иванушка говорит:
— Дайте мне хоть плохонькую лошаденку: поеду и я с вами!
— Сиди, дурень, дома! Только тебя там и не хватает!
Сказали и уехали.
Иванушка вышел в чистое поле, в широкое раздолье, свистнул молодецким посвистом, гаркнул богатырским покриком:
— Сивка-бурка, вещий каурка, стань передо мной, как лист перед травой!
Конь бежит, земля дрожит, из ушей дым столбом валит, из ноздрей пламя пышет. Прибежал и стал перед Иванушкой как вкопанный.
Влез Иванушка коню в правое ухо, в левое вылез. Стал молодец молодцом и поскакал к царскому дворцу.
Прискакал Иванушка к высокому терему, стегнул Сивку-бурку плеткой… Заржал конь пуще прежнего, ударил о землю копытами, прыгнул — и доскочил до окна!
Поцеловал Иванушка Елену Прекрасную в алые губы, снял с ее пальца заветный перстень и умчался. Только его и видели!
Тут все зашумели, закричали, руками замахали:
— Держи его! Лови его!
А Иванушки и след простыл.
Отпустил он Сивку-бурку, пришел домой. Одна рука тряпкой обмотана.
— Что это с тобою приключилось? — спрашивают братнины жены.
— Да вот, искал грибы, на сучок накололся…
И полез на печку.
Вернулись братья, стали рассказывать, что и как было:
— Ну, хозяйки, тот молодец в этот раз так скакнул, что до царевны доскочил и перстень с ее пальца снял!
Иванушка сидит на печке да знай свое:
— Братцы, а не я ли это там был?
— Сиди, дурень, не болтай зря!
Тут Иванушке захотелось на царевнин драгоценный перстень взглянуть.
Как размотал он тряпку, так всю избу и осияло!
— Перестань, дурень, с огнем баловать! — кричат братья. — Еще избу сожжешь. Пора тебя совсем из дому прогнать!
Ничего им Иванушка не ответил, а перстень снова тряпкой обвязал…
Через три дня царь снова клич кликнул: чтобы весь народ, сколько ни есть в царстве, собирался к нему на пир и чтобы никто не смел дома оставаться. А кто царским пиром побрезгает, тому голову с плеч долой!
Нечего делать, отправились братья на пир, повезли с собой и Иванушку-дурачка.
Приехали, уселись за столы дубовые, за скатерти узорчатые, пьют-едят, разговаривают.
А Иванушка забрался за печку, в уголок, и сидит там.
Ходит Елена Прекрасная, потчует гостей. Каждому подносит вина и меду, а сама смотрит, нет ли у кого на руке ее перстенька заветного. У кого перетень на руке — тот и жених ее.
Только ни у кого перстня не видна…
Обошла она всех, подходит к последнему — к Иванушке. А он за печкой сидит, одежонка на нем худая, лаптишки рваные, одна рука тряпкой обвязана.
Братья глядят и думают: «Ишь ты, царевна и нашему Ивашке вина подносит!»
А Елена Прекрасная подала Иванушке стакан вина и спрашивает:
— Почему это у тебя, молодец, рука обвязана?
— Ходил в лес по грибы да на сук накололся.
— А ну-ка, развяжи, покажи!
Развязал Иванушка руку, а на пальце у него царевнин перстень заветный: так и сияет, так и сверкает!
Обрадовалась Елена Прекрасная, взяла Иванушку за руку, подвела к отцу и говорит:
— Вот, батюшка, мой жених и нашелся!
Умыли Иванушку, причесали, одели, и стал он не Иванушкой-дурачком, а молодец молодцом, прямо и не узнаешь!
Тут ждать да рассуждать не стали — веселым пирком да за свадебку!
Я на том пиру был, мед-пиво пил, по усам текло, а в рот не попало.
Источник статьи: http://hvatalkin.ru/skazka/2792