Монолог Гамлета
О, бедный Йорик, королевский шут!
Желт, как песок, и гол, как шар, твой череп,
и, с челюстью отвисшей, зубы щерит, –
а из глазниц два ручейка текут.
Где твои губы? Я их целовал
так много раз, твой Гамлет, принц любезный.
Где твои шутки? Ими наповал
сражал ты всех участников трапезы.
Где милые дурачества твои?
И песни? Твоего веселья вспышки?
Их мудростью ты в душах свет творил
с личиною смешного коротышки.
Чудеснейший мой выдумщик, ты мог
так бесконечно остроумно выдать…
И подступает к горлу мне комок
от твоего теперешнего вида.
Меня носил ты в детстве на спине…
Нет ничего… Ни взглядом, и ни жилкой
виска не дрогнешь ты, и слеп, и нем,
чтоб подтрунить над собственной ужимкой.
Ступай теперь к какой-нибудь из дам
и посмеши: хоть целый дюйм накрасит,
смерть красоту ее обезобразит –
конец один шутам и королям.
Пусть станет прахом беднота и голь,
и неприятен носу запах гнили,
но так же гнусно пахнет и король –
он гол и нищ и в дорогой могиле.
Да, тело может прахом стать, землей,
и глиною, попав на круг гончарный, –
и может стать затычкою пивной,
ночным горшком – любой тиран коварный…
И что есть жизнь, когда повсюду боль,
глумленье, плети гнет над слабым сильных,
презреньем оскорбленная любовь,
и мерзость, что мерзка и для скотины?
Что эта жизнь, в которой зло и ложь
неправедно добро и правду судят,
и в целом мире силы не нашлось,
чтоб на земле как люди жили люди?
В страданиях распалась связь времен,
и цельность душ на мелочи разъята,
и чести долг трусливо заменен
бесчестностью словесного разврата.
Весь этот мир, как темная тюрьма,
как ад земной для всех его народов.
В нем места нет для света и ума,
и все пути закрыты для исхода.
И на вопрос мой, быть или не быть,
что б ты ответил мне, мой мудрый Йорик?
Я помню, как умел ты жизнь любить,
презрев ее мучения и горе.
Ты сильный был, срезал ты петли пут
умом, как меч сверкающим и острым…
И я, мой друг, ум изострил, как шут, –
самим собой быть в мире так не просто.
Мы правим наших жизней корабли
меж мелей, скал, чрез бурные теченья.
Но если все – шуты и короли,
то отдаю шутам я предпочтенье.
Пусть смехом бедствий всех не отвратить,
но мир без смеха непроглядно жуток.
И если шут вдруг перестал шутить –
всем королям пусть станет не до шуток.
Живите, но и всем позвольте жить,
у родника не умереть от жажды.
Комедия, уставшая смешить,
трагедией становится однажды.
И мудрости, умевшей рассуждать
и ставшей вдруг однажды безрассудной,
себе противоречием не стать.
Отчаяние – свято, неподсудно.
И значит, стоит в этом мире быть,
со злом не уживаясь полюбовно,
отчаянно добру, беспрекословно,
пожертвовать себя, но – победить.
Твой череп я держу в своих руках,
быть может, как и ты я стану вскоре.
Но мы с тобою не умрем в веках,
мой милый шут и мудрый брат, мой Йорик.
Источник статьи: http://stihi.ru/2018/04/19/8217
Смех смехом прах прахом борода
Литературный альманах «ГРАЖДАНИНЪ» запись закреплена
Александр Блок
ДВЕНАДЦАТЬ
Поэма
1
Черный вечер.
Белый снег.
Ветер, ветер!
На ногах не стоит человек.
Ветер, ветер —
На всем Божьем свете!
Завивает ветер
Белый снежок.
Под снежком — ледок.
Скользко, тяжко,
Всякий ходок
Скользит — ах, бедняжка!
От здания к зданию
Протянут канат.
На канате — плакат:
«Вся власть Учредительному Собранию!»
Старушка убивается — плачет,
Никак не поймет, что значит,
На что такой плакат,
Такой огромный лоскут?
Сколько бы вышло портянок для ребят,
А всякий — раздет, разут.
Старушка, как курица,
Кой-как перемотнулась через сугроб.
— Ох, Матушка-Заступница!
— Ох, большевики загонят в гроб!
Ветер хлесткий!
Не отстает и мороз!
И буржуй на перекрестке
В воротник упрятал нос.
А это кто? — Длинные волосы
И говорит вполголоса:
— Предатели!
— Погибла Россия!
Должно быть, писатель —
Вития.
А вон и долгополый —
Сторонкой — за сугроб.
Что нынче невеселый,
Товарищ поп?
Помнишь, как бывало
Брюхом шел вперед,
И крестом сияло
Брюхо на народ?
Вон барыня в каракуле
К другой подвернулась:
— Ужь мы плакали, плакали.
Поскользнулась
И — бац — растянулась!
Ай, ай!
Тяни, подымай!
Ветер веселый
И зол, и рад.
Крутит подолы,
Прохожих косит,
Рвет, мнет и носит
Большой плакат:
«Вся власть Учредительному Собранию».
И слова доносит:
. И у нас было собрание.
. Вот в этом здании.
. Обсудили —
Постановили:
На время — десять, на ночь — двадцать пять.
. И меньше — ни с кого не брать.
. Пойдем спать.
Поздний вечер.
Пустеет улица.
Один бродяга
Сутулится,
Да свищет ветер.
Эй, бедняга!
Подходи —
Поцелуемся.
Хлеба!
Что впереди?
Проходи!
Черное, черное небо.
Злоба, грустная злоба
Кипит в груди.
Черная злоба, святая злоба.
Товарищ! Гляди
В оба!
2
Гуляет ветер, порхает снег.
Идут двенадцать человек.
Винтовок черные ремни,
Кругом — огни, огни, огни.
В зубах — цыгарка, примят картуз,
На спину б надо бубновый туз!
Свобода, свобода,
Эх, эх, без креста!
Тра-та-та!
Холодно, товарищи, холодно!
— А Ванька с Катькой — в кабаке.
— У ей керенки есть в чулке!
— Ванюшка сам теперь богат.
— Был Ванька наш, а стал солдат!
— Ну, Ванька, сукин сын, буржуй,
Мою, попробуй, поцелуй!
Свобода, свобода,
Эх, эх, без креста!
Катька с Ванькой занята —
Чем, чем занята.
Тра-та-та!
Кругом — огни, огни, огни.
Оплечь — ружейные ремни.
Революцьонный держите шаг!
Неугомонный не дремлет враг!
Товарищ, винтовку держи, не трусь!
Пальнем-ка пулей в Святую Русь —
В кондовую,
В избяную,
В толстозадую!
Эх, эх, без креста!
3
Как пошли наши ребята
В красной гвардии служить —
В красной гвардии служить —
Буйну голову сложить!
Эх ты, горе-горькое,
Сладкое житье!
Рваное пальтишко,
Австрийское ружье!
Мы на горе всем буржуям
Мировой пожар раздуем,
Мировой пожар в крови —
Господи, благослови!
4
Снег крутит, лихач кричит,
Ванька с Катькою летит —
Елекстрический фонарик
На оглобельках.
Ах, ах, пади.
Он в шинелишке солдатской
С физиономией дурацкой
Крутит, крутит черный ус,
Да покручивает,
Да пошучивает.
Вот так Ванька — он плечист!
Вот так Ванька — он речист!
Катьку-дуру обнимает,
Заговаривает.
Запрокинулась лицом,
Зубки блещут жемчугом.
Ах ты, Катя, моя Катя,
Толстоморденькая.
5
У тебя на шее, Катя,
Шрам не зажил от ножа.
У тебя под грудью, Катя,
Та царапина свежа!
Эх, эх, попляши!
Больно ножки хороши!
В кружевном белье ходила —
Походи-ка, походи!
С офицерами блудила —
Поблуди-ка, поблуди!
Эх, эх, поблуди!
Сердце екнуло в груди!
Помнишь, Катя, офицера —
Не ушел он от ножа.
Аль не вспомнила, холера?
Али память не свежа?
Эх, эх, освежи,
Спать с собою положи!
Гетры серые носила,
Шоколад Миньон жрала,
С юнкерьем гулять ходила —
С солдатьем теперь пошла?
Эх, эх, согреши!
Будет легче для души!
6
. Опять навстречу несется вскачь.
Летит, вопит, орет лихач.
Стой, стой! Андрюха, помогай!
Петруха, сзаду забегай.
Трах, тарарах-тах-тах-тах-тах!
Вскрутился к небу снежный прах.
Лихач — и с Ванькой — наутек.
Еще разок! Взводи курок.
Трах-тарарах! Ты будешь знать,
.
Как с девочкой чужой гулять.
Утек, подлец! Ужо, постой,
Расправлюсь завтра я с тобой!
А Катька где? — Мертва, мертва!
Простреленная голова!
Что Катька, рада? — Ни гу-гу.
Лежи ты, падаль, на снегу!
Революцьонный держите шаг!
Неугомонный не дремлет враг!
7
И опять идут двенадцать,
За плечами — ружьеца.
Лишь у бедного убийцы
Не видать совсем лица.
Все быстрее и быстрее
Уторапливает шаг.
Замотал платок на шее —
Не оправиться никак.
— Что, товарищ, ты не весел?
— Что, дружок, оторопел?
— Что, Петруха, нос повесил,
Или Катьку пожалел?
— Ох, товарищи, родные,
Эту девку я любил.
Ночки черные, хмельные
С этой девкой проводил.
— Из-за удали бедовой
В огневых ее очах,
Из-за родинки пунцовой
Возле правого плеча,
Загубил я, бестолковый,
Загубил я сгоряча. ах!
— Ишь, стервец, завел шарманку,
Что ты, Петька, баба что ль?
— Верно, душу наизнанку
Вздумал вывернуть? Изволь!
— Поддержи свою осанку!
— Над собой держи контроль!
— Не такое нынче время,
Чтобы няньчиться с тобой!
Потяжеле будет бремя
Нам, товарищ дорогой!
И Петруха замедляет
Торопливые шаги.
Он головку вскидавает,
Он опять повеселел.
Эх, Эх!
Позабавиться не грех!
Запирайте етажи,
Нынче будут грабежи!
Отмыкайте погреба —
Гуляет нынче голытьба!
8
Ох ты, горе-горькое!
Скука скучная,
Смертная!
Ужь я времячко
Проведу, проведу.
Ужь я темячко
Почешу, почешу.
Ужь я семячки
Полущу, полущу.
Ужь я ножичком
Полосну, полосну.
Ты лети, буржуй, воробышком!
Выпью кровушку
За зазнобушку,
Чернобровушку.
Упокой, Господи, душу рабы Твоея.
Скучно!
9
Не слышно шуму городского,
Над невской башней тишина,
И больше нет городового —
Гуляй, ребята, без вина!
Стоит буржуй на перекрестке
И в воротник упрятал нос.
А рядом жмется шерстью жесткой
Поджавший хвост паршивый пес.
Стоит буржуй, как пес голодный,
Стоит безмолвный, как вопрос.
И старый мир, как пес безродный,
Стоит за ним, поджавши хвост.
10
Разыгралась чтой-то вьюга,
Ой, вьюга́, ой, вьюга́!
Не видать совсем друг друга
За четыре за шага!
Снег воронкой завился,
Снег столбушкой поднялся.
— Ох, пурга какая, Спасе!
— Петька! Эй, не завирайся!
От чего тебя упас
Золотой иконостас?
Бессознательный ты, право,
Рассуди, подумай здраво —
Али руки не в крови
Из-за Катькиной любви?
— Шаг держи революцьонный!
Близок враг неугомонный!
Вперед, вперед, вперед,
Рабочий народ!
11
. И идут без имени святого
Все двенадцать — вдаль.
Ко всему готовы,
Ничего не жаль.
Их винтовочки стальные
На незримого врага.
В переулочки глухие,
Где одна пылит пурга.
Да в сугробы пуховые —
Не утянешь сапога.
В очи бьется
Красный флаг.
Раздается
Мерный шаг.
Вот — проснется
Лютый враг.
И вьюга́ пылит им в очи
Дни и ночи
Напролет.
Вперед, вперед,
Рабочий народ!
12
. Вдаль идут державным шагом.
— Кто еще там? Выходи!
Это — ветер с красным флагом
Разыгрался впереди.
Впереди — сугроб холодный,
— Кто в сугробе — выходи.
Только нищий пес голодный
Ковыляет позади.
— Отвяжись ты, шелудивый,
Я штыком пощекочу!
Старый мир, как пес паршивый,
Провались — поколочу!
. Скалит зубы — волк голодный —
Хвост поджал — не отстает —
Пес холодный — пес безродный .
— Эй, откликнись, кто идет?
— Кто там машет красным флагом?
— Приглядись-ка, эка тьма!
— Кто там ходит беглым шагом,
Хоронясь за все дома?
— Все равно, тебя добуду,
Лучше сдайся мне живьем!
— Эй, товарищ, будет худо,
Выходи, стрелять начнем!
Трах-тах-тах! — И только эхо
Откликается в домах.
Только вьюга долгим смехом
Заливается в снегах.
Трах-тах-тах!
Трах-тах-тах.
. Так идут державным шагом —
Позади — голодный пес,
Впереди — с кровавым флагом,
И за вьюгой невидим,
И от пули невредим,
Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной,
В белом венчике из роз —
Впереди — Исус Христос.
Александр Блок
1918 г..
Источник: А. А. Блок. Полное собрание сочинений и писем в 20-ти томах.
Том V. М.: «Наука», 1999
Источник статьи: http://vk.com/wall-196126666_3518
Андрей Шенье
Меж тем, как изумленный мир
На урну Байрона взирает,
И хору европейских лир
Близ Данте тень его внимает,
Зовет меня другая тень,
Давно без песен, без рыданий
С кровавой плахи в дни страданий
Сошедшая в могильну сень.
Певцу любви, дубрав и мира
Несу надгробные цветы.
Звучит незнаемая лира.
Пою. Мне внемлет он и ты.
Подъялась вновь усталая секира
И жертву новую зовет.
Певец готов; задумчивая лира
В последний раз ему поет.
Заутра казнь, привычный пир народу;
Но лира юного певца
О чем поет? Поет она свободу:
Не изменилась до конца!
«Приветствую тебя, мое светило!
Я славил твой небесный лик,
Когда он искрою возник,
Когда ты в буре восходило.
Я славил твой священный гром,
Когда он разметал позорную твердыню
И власти древнюю гордыню
Развеял пеплом и стыдом;
Я зрел твоих сынов гражданскую отвагу,
Я слышал братский их обет,
Великодушную присягу
И самовластию бестрепетный ответ.
Я зрел, как их могущи волны
Все ниспровергли, увлекли,
И пламенный трибун предрек, восторга полный,
Перерождение земли.
Уже сиял твой мудрый гений,
Уже в бессмертный Пантеон
Святых изгнанников входили славны тени,
От пелены предрассуждений
Разоблачался ветхий трон;
Оковы падали. Закон,
На вольность опершись, провозгласил равенство,
И мы воскликнули: Блаженство!
О горе! о безумный сон!
Где вольность и закон? Над нами
Единый властвует топор.
Мы свергнули царей. Убийцу с палачами
Избрали мы в цари. О ужас! о позор!
Но ты, священная свобода,
Богиня чистая, нет, — не виновна ты,
В порывах буйной слепоты,
В презренном бешенстве народа,
Сокрылась ты от нас; целебный твой сосуд
Завешен пеленой кровавой:
Но ты придешь опять со мщением и славой, —
И вновь твои враги падут;
Народ, вкусивший раз твой нектар освященный,
Все ищет вновь упиться им;
Как будто Вакхом разъяренный,
Он бродит, жаждою томим;
Так — он найдет тебя. Под сению равенства
В объятиях твоих он сладко отдохнет;
Так буря мрачная минет!
Но я не узрю вас, дни славы, дни блаженства:
Я плахе обречен. Последние часы
Влачу. Заутра казнь. Торжественной рукою
Палач мою главу подымет за власы
Над равнодушною толпою.
Простите, о друзья! Мой бесприютный прах
Не будет почивать в саду, где провождали
Мы дни беспечные в науках и в пирах
И место наших урн заране назначали.
Но, други, если обо мне
Священно вам воспоминанье,
Исполните мое последнее желанье:
Оплачьте, милые, мой жребий в тишине;
Страшитесь возбудить слезами подозренье;
В наш век, вы знаете, и слезы преступленье:
О брате сожалеть не смеет ныне брат.
Еще ж одна мольба: вы слушали стократ
Стихи, летучих дум небрежные созданья,
Разнообразные, заветные преданья
Всей младости моей. Надежды, и мечты,
И слезы, и любовь, друзья, сии листы
Всю жизнь мою хранят. У Авеля, у Фанни,
Молю, найдите их; невинной музы дани
Сберите. Строгий свет, надменная молва
Не будут ведать их. Увы, моя глава
Безвременно падет: мой недозрелый гений
Для славы не свершил возвышенных творений;
Я скоро весь умру. Но, тень мою любя,
Храните рукопись, о други, для себя!
Когда гроза пройдет, толпою суеверной
Сбирайтесь иногда читать мой свиток верный,
И, долго слушая, скажите: это он;
Вот речь его. А я, забыв могильный сон,
Взойду невидимо и сяду между вами,
И сам заслушаюсь, и вашими слезами
Упьюсь… и, может быть, утешен буду я
Любовью; может быть, и Узница моя,
Уныла и бледна, стихам любви внимая…»
Но, песни нежные мгновенно прерывая,
Младой певец поник задумчивой главой.
Пора весны его с любовию, тоской
Промчалась перед ним. Красавиц томны очи,
И песни, и пиры, и пламенные ночи,
Все вместе ожило; и сердце понеслось
Далече… и стихов журчанье излилось:
«Куда, куда завлек меня враждебный гений?
Рожденный для любви, для мирных искушений,
Зачем я покидал безвестной жизни тень,
Свободу, и друзей, и сладостную лень?
Судьба лелеяла мою златую младость;
Беспечною рукой меня венчала радость,
И муза чистая делила мой досуг.
На шумных вечерах друзей любимый друг,
Я сладко оглашал и смехом и стихами
Сень, охраненную домашними богами.
Когда ж, вакхической тревогой утомясь
И новым пламенем незапно воспалясь,
Я утром наконец являлся к милой деве
И находил ее в смятении и гневе;
Когда, с угрозами, и слезы на глазах,
Мой проклиная век, утраченный в пирах,
Она меня гнала, бранила и прощала:
Как сладко жизнь моя лилась и утекала!
Зачем от жизни сей, ленивой и простой,
Я кинулся туда, где ужас роковой,
Где страсти дикие, где буйные невежды,
И злоба, и корысть! Куда, мои надежды,
Вы завлекли меня! Что делать было мне,
Мне, верному любви, стихам и тишине,
На низком поприще с презренными бойцами!
Мне ль было управлять строптивыми конями
И круто напрягать бессильные бразды?
И что ж оставлю я? Забытые следы
Безумной ревности и дерзости ничтожной.
Погибни, голос мой, и ты, о призрак ложный,
Ты, слово, звук пустой…
О, нет!
Умолкни, ропот малодушный!
Гордись и радуйся, поэт:
Ты не поник главой послушной
Перед позором наших лет;
Ты презрел мощного злодея;
Твой светоч, грозно пламенея,
Жестоким блеском озарил
Совет правителей бесславных;
Твой бич настигнул их, казнил
Сих палачей самодержавных;
Твой стих свистал по их главам;
Ты звал на них, ты славил Немезиду;
Ты пел Маратовым жрецам
Кинжал и деву-эвмениду!
Когда святой старик от плахи отрывал
Венчанную главу рукой оцепенелой,
Ты смело им обоим руку дал,
И перед вами трепетал
Ареопаг остервенелый.
Гордись, гордись, певец; а ты, свирепый зверь,
Моей главой играй теперь:
Она в твоих когтях. Но слушай, знай, безбожный:
Мой крик, мой ярый смех преследует тебя!
Пей нашу кровь, живи, губя:
Ты все пигмей, пигмей ничтожный.
И час придет… и он уж недалек:
Падешь, тиран! Негодованье
Воспрянет наконец. Отечества рыданье
Разбудит утомленный рок.
Теперь иду… пора… но ты ступай за мною;
Я жду тебя».
Так пел восторженный поэт.
И все покоилось. Лампады тихий свет
Бледнел пред утренней зарею,
И утро веяло в темницу. И поэт
К решетке поднял важны взоры…
Вдруг шум. Пришли, зовут. Они! Надежды нет!
Звучат ключи, замки, запоры.
Зовут… Постой, постой; день только, день один:
И казней нет, и всем свобода,
И жив великий гражданин
Среди великого народа.
Не слышат. Шествие безмолвно. Ждет палач.
Но дружба смертный путь поэта очарует.
Вот плаха. Он взошел. Он славу именует…
Плачь, муза, плачь.
Источник статьи: http://www.culture.ru/poems/4726/andrei-shene