- Песня старушек-веселушек (Нам года не беда ) из фильма «Финист — Ясный сокол», 1975 год
- Финист — Ясный сокол (1975)
- Регистрация >>
- тексты песен
- Картаус Рыжий-Ус
- Все записи Записи Картаус Поиск Картаус Рыжий-Ус запись закреплена И пусть твердят, что спятили и сбрендили, что за весной не следует весна. Мы — с палубы фрегата Эарендиля. Корабль-призрак: белая луна. Мы те, над кем во мраке зимней темени как эльмово сияние, искрил, не помня ни о месте, ни о времени, последний искуплённый Сильмарилл. Картаус Рыжий-Ус запись закреплена Клуб Трандуила: Средиземье глазами ТрандуиЛистов Картаус Рыжий-Ус запись закреплена Клуб Трандуила: Средиземье глазами ТрандуиЛистов Картаус Рыжий-Ус запись закреплена Клуб Трандуила: Средиземье глазами ТрандуиЛистов Картаус Рыжий-Ус запись закреплена Властелин Колец ○ М13 ○ Хоббит Картаус Рыжий-Ус запись закреплена Личная библиотека Двалина В черном глянце железной кожи отражается мир окрестный, Тонну свежего антрацита можешь запросто проглотить. Гулко ноют твои колеса — невозможно стоять на месте! Показать полностью. Не для станций и полустанков предназначен локомотив. От Мангейма до Дюссельдорфа по прямой километров триста. Если хочешь размять суставы, это самый удобный шанс. Ты несешься без остановок, направляемый машинистом. Машиниста зовут Йоханнес, но для близких, конечно, Ханс. Он не то чтобы так уж нужен, не играет особой роли, Без него бы, наверно, было интереснее во сто крат. Вот бы мчаться себе часами, игнорируя все перроны! Жаль, что глупые пассажиры тут же схватятся за стоп-кран. Прочь — от вечной вокзальной давки, разговоров пустопорожних, Чемоданов, плевков, тележек, документов и папирос! В жарком сердце пылает уголь, мерно ходят тугие поршни, Мир, катящийся под колеса, бесконечен и очень прост. А в кабине кипит сраженье, Ханс ворочает рычагами — Слишком быстро на горизонте появляется Дюссельдорф. Зубы, стиснутые до боли. Пот, стекающий ручейками… Если скорость сейчас не сбавить, будет много сирот и вдов. Он-то знает, что зверю в радость бросить к черту любые рельсы И рвануться навстречу воле, шкуры собственной не щадя. Хансу даже подумать страшно, что случится с составом, если Подопечный его помчится по проспектам и площадям. На проклятого машиниста огрызаясь белесым паром, Ты вползаешь на брюхе в город, как положено, точно в срок. И спускаются из вагонов одиночками и по парам Полусонные пассажиры, возвращенные в свой мирок — В этот гомон и дым вокзала, в городской ежедневный хаос, К поцелуям, обидам, встречам, буйству вывесок и витрин… Я беру чемодан покрепче, благодарно кивая Хансу, — Не тому, что сидит в кабине, а тому, что живет внутри. Источник статьи: http://vk.com/id411627798 Тараканище Ехали медведи На велосипеде. А за ними кот Задом наперёд. А за ним комарики На воздушном шарике. А за ними раки На хромой собаке. Волки на кобыле. Львы в автомобиле. Едут и смеются, Пряники жуют. Вдруг из подворотни Страшный великан, Рыжий и усатый Та-ра-кан! Таракан, Таракан, Тараканище! Он рычит, и кричит, И усами шевелит: «Погодите, не спешите, Я вас мигом проглочу! Проглочу, проглочу, не помилую». Звери задрожали, В обморок упали. Волки от испуга Скушали друг друга. Бедный крокодил Жабу проглотил. А слониха, вся дрожа, Так и села на ежа. Только раки-забияки Не боятся бою-драки: Хоть и пятятся назад, Но усами шевелят И кричат великану усатому: «Не кричи и не рычи, Мы и сами усачи, Можем мы и сами Шевелить усами!» И назад ещё дальше попятились. И сказал Гиппопотам Крокодилам и китам: «Кто злодея не боится И с чудовищем сразится, Я тому богатырю Двух лягушек подарю И еловую шишку пожалую!» «Не боимся мы его, Великана твоего: Мы зубами, Мы клыками, Мы копытами его!» И весёлою гурьбой Звери кинулися в бой. Но, увидев усача (Ай-ай-ай!), Звери дали стрекача (Ай-ай-ай!). По лесам, по полям разбежалися: Тараканьих усов испугалися. И вскричал Гиппопотам: «Что за стыд, что за срам! Эй, быки и носороги, Выходите из берлоги И врага На рога Поднимите-ка!» Но быки и носороги Отвечают из берлоги: «Мы врага бы На рога бы. Только шкура дорога, И рога нынче тоже не дёшевы», И сидят и дрожат Под кусточками, За болотными прячутся Кочками. Крокодилы в крапиву Забилися, И в канаве слоны Схоронилися. Только и слышно, Как зубы стучат, Только и видно, Как уши дрожат. А лихие обезьяны Подхватили чемоданы И скорее со всех ног Наутек. И акула Увильнула, Только хвостиком махнула. А за нею каракатица — Так и пятится, Так и катится. Вот и стал Таракан победителем, И лесов и полей повелителем. Покорилися звери усатому. (Чтоб ему провалиться, проклятому!) А он между ними похаживает, Золоченое брюхо поглаживает: «Принесите-ка мне, звери, ваших детушек, Я сегодня их за ужином скушаю!» Бедные, бедные звери! Воют, рыдают, ревут! В каждой берлоге И в каждой пещере Злого обжору клянут. Да и какая же мать Согласится отдать Своего дорогого ребёнка — Медвежонка, волчонка, слоненка,- Чтобы несытое чучело Бедную крошку замучило! Плачут они, убиваются, С малышами навеки прощаются. Но однажды поутру Прискакала кенгуру, Увидала усача, Закричала сгоряча: «Разве это великан? (Ха-ха-ха!) Это просто таракан! (Ха-ха-ха!) Таракан, таракан, таракашечка, Жидконогая козявочка-букашечка. И не стыдно вам? Не обидно вам? Вы — зубастые, Вы — клыкастые, А малявочке Поклонилися, А козявочке Покорилися!» Испугались бегемоты, Зашептали: «Что ты, что ты! Уходи-ка ты отсюда! Как бы не было нам худа!» Только вдруг из-за кусточка, Из-за синего лесочка, Из далеких из полей Прилетает Воробей. Прыг да прыг Да чик-чирик, Чики-рики-чик-чирик! Взял и клюнул Таракана, Вот и нету великана. Поделом великану досталося, И усов от него не осталося. То-то рада, то-то рада Вся звериная семья, Прославляют, поздравляют Удалого Воробья! Ослы ему славу по нотам поют, Козлы бородою дорогу метут, Бараны, бараны Стучат в барабаны! Сычи-трубачи Трубят!Грачи с каланчи Кричат! Летучие мыши На крыше Платочками машут И пляшут. А слониха-щеголиха Так отплясывает лихо, Что румяная луна В небе задрожала И на бедного слона Кубарем упала. Вот была потом забота — За луной нырять в болото И гвоздями к небесам приколачивать! Источник статьи: http://www.culture.ru/poems/33125/tarakanishe Чё ж ты творишь-то, а? Ушла и с концом («Звёздочка» глава 206) «Звёздочка» глава 206 Галина Лысова водилась с внуком. Он продолжал агукать с ней, словно хотел многое ей рассказать, чтобы выговориться. Она улыбалась, глядя на него: «Ох и говорун ты у нас. Прошка ты, Прошка — жарена картошка!» Внучок тянулся ручонками к бабушке, норовя ухватиться за её косы, уложенными кральками на затылке. Она захохотала: «Чудно! До чё дожила — четырежды бáушка. Года летят, а я не молодею…» Галина чмокнула младенца в макушку, он заулюлюкал от удовольствия и беззубо смеялся. «Гляди-ка, ямочки на щёчках как у Таньки — на Таньку и похож да на Шурку моего. Баский до чё! В Шурку-то пойдёт так будет девок перебирать, — она задумалась, а потом удивилась сама себе, — Чё-то у меня сёдня Шурка из головы не выходит? Уж без него не один год живу, а всё нет-нет да вспоминаю. Как так-то? Уж пора бы мне его забыть, а вот не получается. Поди икает сёдня Шурка-то и голову ломает: кто его вспоминает. А может и нет: забыл поди уж меня да нашёл каку́ помоложе — долго ли чё ли ему. Со мной жил гулял, а без меня и вовсе поди. Тьфу-у, только душу себе разбередила». Прошка тыкался своей головёнкой ей в грудь, ища её губами. «Батюшки мои-и, ты знать-то и́сть хошь? Мамка-то твоя где-кась ходит? — Галина взглянула на часы и спохватилась, — Уж Алёнка как ушла почти час с лишним прошло. Я чё с тобой делать-то буду? Пойти, поглядеть — есть чем тебя кормить, али нет. Корова-то у меня, как назло, на издо́й пошла, сама без молока сижу пока не отелится. Ну Танька, походя́чая какая… Ну э́нто ж надо!» — ворчала она, идя на кухню с Прошкой на руках. На кухонном столе бутылочку с молоком для внука она не нашла. Открыла холодильник, взяла бутылочку с молоком. «Холодная кака́, подогреть бы, — она взглянула на газовую плиту и совсем сникла, — Как её включать-то — чёрт знат. Ещё сделаю чё не так и взлетим с тобой Прошка, а пока на соску налегай». Прошка понял, что кормить его не собираются и начал капризничать, требуя своё. «Ещё не баще… Я чё теперь с тобой делать-то буду? — озадачилась бабушка, и сказала внуку, — Щас бутылочку на батарею положу: согреется — поешь, а покуда терпи». Но терпеть в планы Прошки не входило и он заревел, предварительно выплюнув соску. «Вот те и Прошка… Со́ску-то соси́ , нечё её выплёвывать. Ишь какой… — приговаривала бабушка, качая его на руках, а потом запела колыбельную. — Баю-баюшки-баю-у, живёт поп на краю-у. Он не беден не богат — полна горница ребят. Полна горница ребят, все на лавочках сидят. Все на лавочках сидят кашку масляну едят. Кашка мнётся, ложка гнётся приговаривает: баю-баюшки-баю-у, живёт поп на краю-у». Но Прошке было не до колыбельной: он хотел есть и истошно кричал. «Да чё ж ты криком заходишься, а? Ну, Танька, отдала бы уж лучше тебя Любке. — посетовала Галина в сердцах и почувствовала, что внук опять мокрый. — Ты опять уж мокрый, вот, варнак! Хоть утюг включай, да гладь ползунки, вот наказание-то… Приехала называется бабушка на внука взглянуть. Сидела бы уж дома, чем таки муки. Сама маюсь и его маю. Ну чё делать, чё делать?!» Вдруг в дверь кто-то постучал. — Знать-то пришёл кто-то. Не реви, — сказала Галина внуку. — Может мать твоя беспутная явилась. Галина подошла с Прошкой к двери и спросила: — Да я это, — послышалось за дверью. — Кто я? — с недоверием переспросила Галина. — Как кто?! Татьяна я. Мам, ты что ли? — Я, а кто ещё-то?! — чуть не плача ответила вопросом на вопрос Галина. — К вам вот в гости приехала да сижу, домовни́чу. — Открывай, мам, скорей дверь! — Да как её открывать-то? Замков понаставили не сразу разберёшься. — Ты покрути вправо ручку-то и откроешь. — Так кручу вправо и не открывается, — ворчала Галина. — Тьфу-у, тогда влево крути. — Да кручу, но не открывается. Вот оказия-то какая… — ругнулась Галина. — Да у тебя ключа-то ли чё ли нет с собой? — Да я не взяла, — ответила матери Татьяна оправдываясь. — Алёнка-то дома была, зачем они мне. — Вот те раз… Чё теперь делать-то, Танька? — Ты может кнопку подняла? — Каку́ ещё кнопку? — переспросила дочь Галина. — Да круглую: маленькая такая, железная. — пояснила Татьяна. — Свет-то включи в коридоре и увидишь. — Включила, вижу кнопку. — Опусти её в низ. — Щас попробую, — отозвалась бабушка, ворча. — Э́нтот ещё горланит под самое ухо, у меня руки аж трясутся. — Ну теперь крути ручку налево. Галина сделала то, что просила дочь и дверь открылась. — Ну знать-то открыла, уж думала всё, так и останемся тут с Прошкой на пару куковать. Татьяна вошла в квартиру с двумя авоськами в руках. Прошка заливался криком на руках у бабушки. Татьяна поставила авоськи на пол, а потом не скрывая раздражения, спросила у матери: — В музыкалку ушла, — доложила ей мать. — Ты чё шляешься-то так долго, Танька? — Да где долго-то? — возразила ей Татьяна. — Я только до молочной кухни сбегала и сразу назад. — Да я уже часа два тут с Прошкой кукую. Орёт, оголодал и всё как есть опруде́нил, варнак… — Так есть же молоко-то! В холодильнике стои́т. — Так оно же холодное, как я его ему такое дам-то? Вон на батарею бутылочку положила, греется. — кивнула головой в сторону кухни Галина. — Раздевайся скорей, сунь ему хоть грудь, да переодень, а то он мокрый. На что Татьяна ей сразу ответила: — Да у меня уж молока-то толком нет, чё толку я ему суну-то? Сейчас разогрею, а ты чё, мам, не разогрела? — Так я же не умею. Была бы плитка, так другое дело. — мать вздохнула и раздражённо произнесла. — Чё ж ты творишь-то, а? Ушла и с концом. Разве ж так можно? Беда с тобой, Танька. — Так в магазин зашла, а там ботинки импортные зимние выбросили, я очередь отстояла и купила Ваньке, а то ходить ему не в чем. — Мог бы и в наших побегать. Дорогие поди хапнула? — Не дороже денег…— огрызнулась Татьяна, не оглашая потраченную сумму. — Чё-нибудь да ты творишь, Танька. Не сколь деньги не бережёшь… — Ничё, выкрутимся, уж если брать, так путные. Чё деньги-то зазря тратить. — заметила Татьяна. — А то подмётка отходит, того и гляди потеряет. Зима ведь — не лето. — Так можно поди подклеить было, да ещё бы может проходил не одну зиму. Татьяну слова матери задели, и она вспылила: — Я чё, по-твоему, совсем дура что ли, мам? Ты со мной прям как с маленькой разговариваешь. — Да кто и знат дура ты или нет: чёрте чё творишь, дитё оставила и давай по магазинам шляться. — выговорила ей мать. — Хотя у нас в породе дураков отродясь не было. Татьяна насупилась и молчала, еле сдерживая себя, чтобы не разораться. Она разогрела молоко для сына и взяв его из рук матери стала его кормить присев на табуретку. Прошка придерживал руками бутылочку и жадно сосал. — А я гостинцы вам привезла, — подала голос мать, но Татьяна не реагировала на её слова, а думала о чём-то своём. — А я подушку, одеялко с пододеяльником да костюмчик Прошке привезла. Носков всем навязала да варежек. — Спасибо, мам, — нехотя отблагодарила Татьяна продолжая сердиться. — Дедка Митя с бабкой Лизой вот деньжат тебе передали, — мать достала из кармана зелёной шерстяной кофты носовой платок, а из него деньги. — Ух ты, — оживилась Татьяна. — Целых сто рублей! Увидишь, так спасибо им передай от меня, мам. — Да я-то передам, ты им хоть открытку вышли. Им всё же приятно будет, а то старые стаю́т. — Ладно, Алёнку заставлю подписать, как из школы вернётся. У неё открытки есть, она их копит. Мать схватилась за голову и воскликнула: — Ой, голова садовая, я же мясо вам привезла. Поросёнка заколола, как морозы ударили. В сумке мясо-то лежит, поди уж оттаяло. Может, пельмени постряпаешь да хоть суп сваришь, а я тебе помогу. — Пельмени, мам, Ванька их любит! — Ну пельмени, так пельмени. — согласилась мать, а потом выговорила недовольно. — У тебя только и разговоров, что про Ваньку. Ребятёшек даже и не вспомина́шь. — Ну так он ведь муж мой! — Ну так и дети тоже твои… Татьяна ушла от разговора и сказала: — Алёнка придёт — за пельменным тестом отправлю в кулинарию, а Ванька мясо прокрутит на мясорубке. — А чё, муки-то у тебя ли чё ли нет? Тесто-то и самим сделать не долго. — Да есть, возиться не охота, да и мало её наверное. — Так в магазине-то ведь продают муку-то поди? — Продавать-то продают — Алёнка придёт, пошлю. — Так ты сама по-быстрому сбегай, а я с Прошкой посижу. — предложила мать, а потом полюбопытствовала. — Чё так вы его назвали-то? — Так Алёнка предложила, а Ванька поддержал. — Татьяна протянула младенца матери и сказала. — На, мам, докормишь его тогда, а я побежала! — Да я мигом! — заверила её Татьяна. Мать подумала про себя: «Зря я наверное сама за мукой не сходила, сейчас побежит с деньгами по магазинам не скоро дождёшься» Источник статьи: http://zen.yandex.ru/media/elena_haldina/che-j-ty-tvorishto-a-ushla-i-s-koncom-zvezdochka-glava-206-6048c4d6b101ae42d651ac27
- Тараканище
- Чё ж ты творишь-то, а? Ушла и с концом («Звёздочка» глава 206)
Песня старушек-веселушек (Нам года не беда ) из фильма «Финист — Ясный сокол», 1975 год
5. Песня старушек-веселушек (Нам года не беда ):
Музыка: Владимир Шаинский. Слова: Михаил Ножкин.
Для того, чтобы увидеть видеоролик зарегистрируйтесь или войдите.
Текст песни «Песня старушек-веселушек (Нам года не беда )»:
Нас народ своим уменьем,
Да весельем наградил,
Для поднятья настроенья
К вам на помощь снарядил.
Нам года не беда,
Коль душа молода,
Нам года не беда,
Коль душа молода.
С детства крови не боюсь я,
Всем вам раны залечу,
А уж если засмеюсь я,
Всех вокруг захохочу.
Нам года не беда,
Коль душа молода,
Нам года не беда,
Коль душа молода.
Обладаю острым глазом —
Всех врагов вам разгляжу,
Ну, а я, как свистну, сразу
Войско наземь уложу.
Нам года не беда,
Коль душа молода,
Нам года не беда,
Коль душа молода.
Можем мы палить из пушки,
Шить, стирать, варить обед,
Ну, какие ж мы старушки?
На троих нам двести лет.
Нам года не беда,
Коль душа молода,
Нам года не беда,
Коль душа молода.
Эй, разбойники лихие
Мы заметили давно,
Вы ребята неплохие,
Только спите крепким сном.
Ты скажи Картаус,
Где достал рыжий ус?
И еще есть вопрос,
Где ты взял длинный нос?
Отдохните вы немножко,
Бросьте сабли да ножи,
Лучше спойте на дорожку,
Да спляшите для души.
Ты скажи Картаус,
Где достал рыжий ус?
И еще есть вопрос,
Где ты взял длинный нос?
Источник статьи: http://www.songs-from-movies.ru/muzyka/pesnya-starushek-veselushek-nam-goda-ne-beda-iz-filma-finist-yasnyj-sokol-1975-god.html
Финист — Ясный сокол (1975)
Регистрация >>
В голосовании могут принимать участие только зарегистрированные посетители сайта.
Если вы уже зарегистрированы — Войдите.
Вы хотите зарегистрироваться?
тексты песен
ПЕСНЯ ФИНИСТА
муз.Владимир Шаинский, сл.Михаил Ножкин
В лугах ромашковых, в березовых краях
Мне светит солнцем ясным Родина моя
Я по земле родной хожу- не нахожусь,
Я волей вольною дышу-не надышусь!
Родина моя, ясноглазая,
Ты неразлучна со мной.
С малых лет к тебе привязан я
Словно к матери родной.
Мне посчастливилось родиться на Руси,
И я готов хоть на руках ее носить,
Готов ей верой правдою служить
И за нее хоть буйную сложить
муз.Владимир Шаинский, сл.Михаил Ножкин
Красна девица
Ждет-надеется
Ясна сокола
Видеть около.
Да, мечты о нем
Скрыть старается,
А в душе огнем
Разгорается.
Любовь первая,
Любовь верная,
Любовь вечная,
Любовь девичья
ПЕСНЯ ПИСАРЯ ЯШКИ
Муз.Владимир Шаинский, сл.Михаил Ножкин
И читать, и писать я могу,
Но бумажная служба постыла:
Все ребята в атаку бегут,
Мне досталось перо да чернила
Я я служу и не тужу,
А я служу и не тужу.
Хоть иногда бывает тяжко!
А вот всех чудищ перебью
И всем на свете докажу
На что способен писарь Яшка!
Я по свету иду и пою,
Унывать мне нельзя и не надо.
А геройскую душу мою
Не пугают любые преграды.
ХОРОВОДНАЯ
муз.Владимир Шаинский, сл.Михаил Ножкин
На Ивана, на Купалу
На Руси светлее стало
Позабыта грусть,
Позабыта грусть,
Позабыта грусть.
Всюду игры да веселье,
Словно вдруг волшебным зельем
Угостили Русь,
Угостили Русь,
Угостили Русь.
Праздника веселого
Ждем весь год.
Всем закружит голову
Хоровод!
В хороводе крутится
Белый свет.
Все, конечно, сбудется
Или нет.
Девицы — молодушки —
Белые лебедушки.
Хороводы водим
За судьбою ходим.
За судьбою ходим.
ЧАСТУШКИ СТАРУШЕК-ВЕСЕЛУШЕК
муз.Владимир Шаинский, сл.Михаил Ножкин
Нас народ своим уменьем
Да весельем наградил,
Для поднятья настроенья
Нас на помощь снарядил!
Нам года — не беда,
Коль душа молода!
Нам года не беда,
Коль душа молода!
С детства крови не боюся,
Всем вам раны залечу.
А уж если засмеюся —
Всех вокруг захохочу.
Обладаю острым глазом —
Всех врагов вам разгляжу.
Ну, а я, как свистну разом,
Войско наземь положу.
Можем мы палить из пушки,
Шить, стирать, варить обед!
Ну какие ж мы старушки?
На троих нам двести лет!
СОЛДАТСКАЯ
муз.Владимир Шаинский, сл.Михаил Ножкин
Мы на страже земли славной нашей
Городов, деревень сел и пашен.
Мы в бою себя не пощадим,
Край родной в обиду не дадим!
Край родной в обиду,
Край родной в обиду,
Не дадим, не дадим!
Нам по сердцу пришлась служба наша,
Нам по вкусу еда щи да каша,
Мы с тобой — почти богатыри,
Молодцы снаружи и внутри!
Эх, молодцы снаружи!
Молодцы снаружи
И внутри, и внутри!
А невесты без нас заскучали,
Вот уж год как мы их не встречали,
Но теперь не время нам грустить,
В женихах успеем походить!
В женихах успеем,
В женихах успеем,
Походить, походить!
ПЕСНЯ АГАФОНА
Муз.Владимир Шаинский, сл.Михаил Ножкин
Ох.
Уродился я на свет
Неухоженный.
Ох.
С малолетства счастья нет —
Не положено.
Сирота я, сирота,
Сиротинушка.
Одинокая во поле
Былинушка.
Сирота я, сирота,
Тритатушки, три-та-та.
Источник статьи: http://www.kino-teatr.ru/kino/movie/sov/7556/song/
Картаус Рыжий-Ус
- Все записи
- Записи Картаус
- Поиск
Картаус Рыжий-Ус запись закреплена
И пусть твердят, что спятили и сбрендили,
что за весной не следует весна.
Мы — с палубы фрегата Эарендиля.
Корабль-призрак: белая луна.
Мы те, над кем во мраке зимней темени
как эльмово сияние, искрил,
не помня ни о месте, ни о времени,
последний искуплённый Сильмарилл.
Картаус Рыжий-Ус запись закреплена
Клуб Трандуила: Средиземье глазами ТрандуиЛистов
Картаус Рыжий-Ус запись закреплена
Клуб Трандуила: Средиземье глазами ТрандуиЛистов
Картаус Рыжий-Ус запись закреплена
Клуб Трандуила: Средиземье глазами ТрандуиЛистов
Картаус Рыжий-Ус запись закреплена
Властелин Колец ○ М13 ○ Хоббит
Картаус Рыжий-Ус запись закреплена
Личная библиотека Двалина
В черном глянце железной кожи отражается мир окрестный,
Тонну свежего антрацита можешь запросто проглотить.
Гулко ноют твои колеса — невозможно стоять на месте!
Показать полностью.
Не для станций и полустанков предназначен локомотив.
От Мангейма до Дюссельдорфа по прямой километров триста.
Если хочешь размять суставы, это самый удобный шанс.
Ты несешься без остановок, направляемый машинистом.
Машиниста зовут Йоханнес, но для близких, конечно, Ханс.
Он не то чтобы так уж нужен, не играет особой роли,
Без него бы, наверно, было интереснее во сто крат.
Вот бы мчаться себе часами, игнорируя все перроны!
Жаль, что глупые пассажиры тут же схватятся за стоп-кран.
Прочь — от вечной вокзальной давки, разговоров пустопорожних,
Чемоданов, плевков, тележек, документов и папирос!
В жарком сердце пылает уголь, мерно ходят тугие поршни,
Мир, катящийся под колеса, бесконечен и очень прост.
А в кабине кипит сраженье, Ханс ворочает рычагами —
Слишком быстро на горизонте появляется Дюссельдорф.
Зубы, стиснутые до боли. Пот, стекающий ручейками…
Если скорость сейчас не сбавить, будет много сирот и вдов.
Он-то знает, что зверю в радость бросить к черту любые рельсы
И рвануться навстречу воле, шкуры собственной не щадя.
Хансу даже подумать страшно, что случится с составом, если
Подопечный его помчится по проспектам и площадям.
На проклятого машиниста огрызаясь белесым паром,
Ты вползаешь на брюхе в город, как положено, точно в срок.
И спускаются из вагонов одиночками и по парам
Полусонные пассажиры, возвращенные в свой мирок —
В этот гомон и дым вокзала, в городской ежедневный хаос,
К поцелуям, обидам, встречам, буйству вывесок и витрин…
Я беру чемодан покрепче, благодарно кивая Хансу, —
Не тому, что сидит в кабине, а тому, что живет внутри.
Источник статьи: http://vk.com/id411627798
Тараканище
Ехали медведи
На велосипеде.
А за ними кот
Задом наперёд.
А за ним комарики
На воздушном шарике.
А за ними раки
На хромой собаке.
Волки на кобыле.
Львы в автомобиле.
Едут и смеются,
Пряники жуют.
Вдруг из подворотни
Страшный великан,
Рыжий и усатый
Та-ра-кан!
Таракан, Таракан, Тараканище!
Он рычит, и кричит,
И усами шевелит:
«Погодите, не спешите,
Я вас мигом проглочу!
Проглочу, проглочу, не помилую».
Звери задрожали,
В обморок упали.
Волки от испуга
Скушали друг друга.
Бедный крокодил
Жабу проглотил.
А слониха, вся дрожа,
Так и села на ежа.
Только раки-забияки
Не боятся бою-драки:
Хоть и пятятся назад,
Но усами шевелят
И кричат великану усатому:
«Не кричи и не рычи,
Мы и сами усачи,
Можем мы и сами
Шевелить усами!»
И назад ещё дальше попятились.
И сказал Гиппопотам
Крокодилам и китам:
«Кто злодея не боится
И с чудовищем сразится,
Я тому богатырю
Двух лягушек подарю
И еловую шишку пожалую!»
«Не боимся мы его,
Великана твоего:
Мы зубами,
Мы клыками,
Мы копытами его!»
И весёлою гурьбой
Звери кинулися в бой.
Но, увидев усача
(Ай-ай-ай!),
Звери дали стрекача
(Ай-ай-ай!).
По лесам, по полям разбежалися:
Тараканьих усов испугалися.
И вскричал Гиппопотам:
«Что за стыд, что за срам!
Эй, быки и носороги,
Выходите из берлоги
И врага
На рога
Поднимите-ка!»
Но быки и носороги
Отвечают из берлоги:
«Мы врага бы
На рога бы.
Только шкура дорога,
И рога нынче тоже
не дёшевы»,
И сидят и дрожат
Под кусточками,
За болотными прячутся
Кочками.
Крокодилы в крапиву
Забилися,
И в канаве слоны
Схоронилися.
Только и слышно,
Как зубы стучат,
Только и видно,
Как уши дрожат.
А лихие обезьяны
Подхватили чемоданы
И скорее со всех ног
Наутек.
И акула
Увильнула,
Только хвостиком махнула.
А за нею каракатица —
Так и пятится,
Так и катится.
Вот и стал Таракан
победителем,
И лесов и полей повелителем.
Покорилися звери усатому.
(Чтоб ему провалиться,
проклятому!)
А он между ними похаживает,
Золоченое брюхо поглаживает:
«Принесите-ка мне, звери,
ваших детушек,
Я сегодня их за ужином
скушаю!»
Бедные, бедные звери!
Воют, рыдают, ревут!
В каждой берлоге
И в каждой пещере
Злого обжору клянут.
Да и какая же мать
Согласится отдать
Своего дорогого ребёнка —
Медвежонка, волчонка, слоненка,-
Чтобы несытое чучело
Бедную крошку
замучило!
Плачут они, убиваются,
С малышами навеки
прощаются.
Но однажды поутру
Прискакала кенгуру,
Увидала усача,
Закричала сгоряча:
«Разве это великан?
(Ха-ха-ха!)
Это просто таракан!
(Ха-ха-ха!)
Таракан, таракан,
таракашечка,
Жидконогая
козявочка-букашечка.
И не стыдно вам?
Не обидно вам?
Вы — зубастые,
Вы — клыкастые,
А малявочке
Поклонилися,
А козявочке
Покорилися!»
Испугались бегемоты,
Зашептали: «Что ты, что ты!
Уходи-ка ты отсюда!
Как бы не было нам худа!»
Только вдруг из-за кусточка,
Из-за синего лесочка,
Из далеких из полей
Прилетает Воробей.
Прыг да прыг
Да чик-чирик,
Чики-рики-чик-чирик!
Взял и клюнул Таракана,
Вот и нету великана.
Поделом великану досталося,
И усов от него не осталося.
То-то рада, то-то рада
Вся звериная семья,
Прославляют, поздравляют
Удалого Воробья!
Ослы ему славу по нотам поют,
Козлы бородою дорогу метут,
Бараны, бараны
Стучат в барабаны!
Сычи-трубачи
Трубят!Грачи с каланчи
Кричат!
Летучие мыши
На крыше
Платочками машут
И пляшут.
А слониха-щеголиха
Так отплясывает лихо,
Что румяная луна
В небе задрожала
И на бедного слона
Кубарем упала.
Вот была потом забота —
За луной нырять в болото
И гвоздями к небесам приколачивать!
Источник статьи: http://www.culture.ru/poems/33125/tarakanishe
Чё ж ты творишь-то, а? Ушла и с концом («Звёздочка» глава 206)
«Звёздочка» глава 206
Галина Лысова водилась с внуком. Он продолжал агукать с ней, словно хотел многое ей рассказать, чтобы выговориться. Она улыбалась, глядя на него: «Ох и говорун ты у нас. Прошка ты, Прошка — жарена картошка!»
Внучок тянулся ручонками к бабушке, норовя ухватиться за её косы, уложенными кральками на затылке. Она захохотала: «Чудно! До чё дожила — четырежды бáушка. Года летят, а я не молодею…»
Галина чмокнула младенца в макушку, он заулюлюкал от удовольствия и беззубо смеялся.
«Гляди-ка, ямочки на щёчках как у Таньки — на Таньку и похож да на Шурку моего. Баский до чё! В Шурку-то пойдёт так будет девок перебирать, — она задумалась, а потом удивилась сама себе, — Чё-то у меня сёдня Шурка из головы не выходит? Уж без него не один год живу, а всё нет-нет да вспоминаю. Как так-то? Уж пора бы мне его забыть, а вот не получается. Поди икает сёдня Шурка-то и голову ломает: кто его вспоминает. А может и нет: забыл поди уж меня да нашёл каку́ помоложе — долго ли чё ли ему. Со мной жил гулял, а без меня и вовсе поди. Тьфу-у, только душу себе разбередила».
Прошка тыкался своей головёнкой ей в грудь, ища её губами.
«Батюшки мои-и, ты знать-то и́сть хошь? Мамка-то твоя где-кась ходит? — Галина взглянула на часы и спохватилась, — Уж Алёнка как ушла почти час с лишним прошло. Я чё с тобой делать-то буду? Пойти, поглядеть — есть чем тебя кормить, али нет. Корова-то у меня, как назло, на издо́й пошла, сама без молока сижу пока не отелится. Ну Танька, походя́чая какая… Ну э́нто ж надо!» — ворчала она, идя на кухню с Прошкой на руках. На кухонном столе бутылочку с молоком для внука она не нашла. Открыла холодильник, взяла бутылочку с молоком. «Холодная кака́, подогреть бы, — она взглянула на газовую плиту и совсем сникла, — Как её включать-то — чёрт знат. Ещё сделаю чё не так и взлетим с тобой Прошка, а пока на соску налегай».
Прошка понял, что кормить его не собираются и начал капризничать, требуя своё.
«Ещё не баще… Я чё теперь с тобой делать-то буду? — озадачилась бабушка, и сказала внуку, — Щас бутылочку на батарею положу: согреется — поешь, а покуда терпи».
Но терпеть в планы Прошки не входило и он заревел, предварительно выплюнув соску.
«Вот те и Прошка… Со́ску-то соси́ , нечё её выплёвывать. Ишь какой… — приговаривала бабушка, качая его на руках, а потом запела колыбельную. — Баю-баюшки-баю-у, живёт поп на краю-у. Он не беден не богат — полна горница ребят. Полна горница ребят, все на лавочках сидят. Все на лавочках сидят кашку масляну едят. Кашка мнётся, ложка гнётся приговаривает: баю-баюшки-баю-у, живёт поп на краю-у».
Но Прошке было не до колыбельной: он хотел есть и истошно кричал.
«Да чё ж ты криком заходишься, а? Ну, Танька, отдала бы уж лучше тебя Любке. — посетовала Галина в сердцах и почувствовала, что внук опять мокрый. — Ты опять уж мокрый, вот, варнак! Хоть утюг включай, да гладь ползунки, вот наказание-то… Приехала называется бабушка на внука взглянуть. Сидела бы уж дома, чем таки муки. Сама маюсь и его маю. Ну чё делать, чё делать?!»
Вдруг в дверь кто-то постучал.
— Знать-то пришёл кто-то. Не реви, — сказала Галина внуку. — Может мать твоя беспутная явилась.
Галина подошла с Прошкой к двери и спросила:
— Да я это, — послышалось за дверью.
— Кто я? — с недоверием переспросила Галина.
— Как кто?! Татьяна я. Мам, ты что ли?
— Я, а кто ещё-то?! — чуть не плача ответила вопросом на вопрос Галина. — К вам вот в гости приехала да сижу, домовни́чу.
— Открывай, мам, скорей дверь!
— Да как её открывать-то? Замков понаставили не сразу разберёшься.
— Ты покрути вправо ручку-то и откроешь.
— Так кручу вправо и не открывается, — ворчала Галина.
— Тьфу-у, тогда влево крути.
— Да кручу, но не открывается. Вот оказия-то какая… — ругнулась Галина. — Да у тебя ключа-то ли чё ли нет с собой?
— Да я не взяла, — ответила матери Татьяна оправдываясь. — Алёнка-то дома была, зачем они мне.
— Вот те раз… Чё теперь делать-то, Танька?
— Ты может кнопку подняла?
— Каку́ ещё кнопку? — переспросила дочь Галина.
— Да круглую: маленькая такая, железная. — пояснила Татьяна. — Свет-то включи в коридоре и увидишь.
— Включила, вижу кнопку.
— Опусти её в низ.
— Щас попробую, — отозвалась бабушка, ворча. — Э́нтот ещё горланит под самое ухо, у меня руки аж трясутся.
— Ну теперь крути ручку налево.
Галина сделала то, что просила дочь и дверь открылась.
— Ну знать-то открыла, уж думала всё, так и останемся тут с Прошкой на пару куковать.
Татьяна вошла в квартиру с двумя авоськами в руках. Прошка заливался криком на руках у бабушки. Татьяна поставила авоськи на пол, а потом не скрывая раздражения, спросила у матери:
— В музыкалку ушла, — доложила ей мать. — Ты чё шляешься-то так долго, Танька?
— Да где долго-то? — возразила ей Татьяна. — Я только до молочной кухни сбегала и сразу назад.
— Да я уже часа два тут с Прошкой кукую. Орёт, оголодал и всё как есть опруде́нил, варнак…
— Так есть же молоко-то! В холодильнике стои́т.
— Так оно же холодное, как я его ему такое дам-то? Вон на батарею бутылочку положила, греется. — кивнула головой в сторону кухни Галина. — Раздевайся скорей, сунь ему хоть грудь, да переодень, а то он мокрый.
На что Татьяна ей сразу ответила:
— Да у меня уж молока-то толком нет, чё толку я ему суну-то? Сейчас разогрею, а ты чё, мам, не разогрела?
— Так я же не умею. Была бы плитка, так другое дело. — мать вздохнула и раздражённо произнесла. — Чё ж ты творишь-то, а? Ушла и с концом. Разве ж так можно? Беда с тобой, Танька.
— Так в магазин зашла, а там ботинки импортные зимние выбросили, я очередь отстояла и купила Ваньке, а то ходить ему не в чем.
— Мог бы и в наших побегать. Дорогие поди хапнула?
— Не дороже денег…— огрызнулась Татьяна, не оглашая потраченную сумму.
— Чё-нибудь да ты творишь, Танька. Не сколь деньги не бережёшь…
— Ничё, выкрутимся, уж если брать, так путные. Чё деньги-то зазря тратить. — заметила Татьяна. — А то подмётка отходит, того и гляди потеряет. Зима ведь — не лето.
— Так можно поди подклеить было, да ещё бы может проходил не одну зиму.
Татьяну слова матери задели, и она вспылила:
— Я чё, по-твоему, совсем дура что ли, мам? Ты со мной прям как с маленькой разговариваешь.
— Да кто и знат дура ты или нет: чёрте чё творишь, дитё оставила и давай по магазинам шляться. — выговорила ей мать. — Хотя у нас в породе дураков отродясь не было.
Татьяна насупилась и молчала, еле сдерживая себя, чтобы не разораться. Она разогрела молоко для сына и взяв его из рук матери стала его кормить присев на табуретку. Прошка придерживал руками бутылочку и жадно сосал.
— А я гостинцы вам привезла, — подала голос мать, но Татьяна не реагировала на её слова, а думала о чём-то своём. — А я подушку, одеялко с пододеяльником да костюмчик Прошке привезла. Носков всем навязала да варежек.
— Спасибо, мам, — нехотя отблагодарила Татьяна продолжая сердиться.
— Дедка Митя с бабкой Лизой вот деньжат тебе передали, — мать достала из кармана зелёной шерстяной кофты носовой платок, а из него деньги.
— Ух ты, — оживилась Татьяна. — Целых сто рублей! Увидишь, так спасибо им передай от меня, мам.
— Да я-то передам, ты им хоть открытку вышли. Им всё же приятно будет, а то старые стаю́т.
— Ладно, Алёнку заставлю подписать, как из школы вернётся. У неё открытки есть, она их копит.
Мать схватилась за голову и воскликнула:
— Ой, голова садовая, я же мясо вам привезла. Поросёнка заколола, как морозы ударили. В сумке мясо-то лежит, поди уж оттаяло. Может, пельмени постряпаешь да хоть суп сваришь, а я тебе помогу.
— Пельмени, мам, Ванька их любит!
— Ну пельмени, так пельмени. — согласилась мать, а потом выговорила недовольно. — У тебя только и разговоров, что про Ваньку. Ребятёшек даже и не вспомина́шь.
— Ну так он ведь муж мой!
— Ну так и дети тоже твои…
Татьяна ушла от разговора и сказала:
— Алёнка придёт — за пельменным тестом отправлю в кулинарию, а Ванька мясо прокрутит на мясорубке.
— А чё, муки-то у тебя ли чё ли нет? Тесто-то и самим сделать не долго.
— Да есть, возиться не охота, да и мало её наверное.
— Так в магазине-то ведь продают муку-то поди?
— Продавать-то продают — Алёнка придёт, пошлю.
— Так ты сама по-быстрому сбегай, а я с Прошкой посижу. — предложила мать, а потом полюбопытствовала. — Чё так вы его назвали-то?
— Так Алёнка предложила, а Ванька поддержал. — Татьяна протянула младенца матери и сказала. — На, мам, докормишь его тогда, а я побежала!
— Да я мигом! — заверила её Татьяна.
Мать подумала про себя: «Зря я наверное сама за мукой не сходила, сейчас побежит с деньгами по магазинам не скоро дождёшься»
Источник статьи: http://zen.yandex.ru/media/elena_haldina/che-j-ty-tvorishto-a-ushla-i-s-koncom-zvezdochka-glava-206-6048c4d6b101ae42d651ac27