Усы как у лермонтова

Кстати, никакого внешнего сходства кроме усов и мундира нет — совершенно разные лица. Скорее всего, кто-то пошутил.

СК, «Китап» в общем серьезное издательство и не прибегает вроде к таким штукам ради пиара, так что это, скорее всего, именно ляп. Но я изначально хотел упомянуть здесь и о том, что в текстах новостей об этом случае почти всегда говорили «фотография Лермонтова» и «фотография Дантеса». Представляешь себе фотографирующегося Дантеса? :)))

похоже он и Н украл, собако

Ох и язво же вы, Снег! :)) Спасиба, исправлено.

Оставить комментарий

Чтобы написать сообщение, пожалуйста, пройдите Авторизацию или Регистрацию.

Одинокая птица над полем кружит.
Догоревшее солнце уходит с небес.
Если шкура сера и клыки что ножи,
Не чести меня волком, стремящимся в лес.
Лопоухий щенок любит вкус молока,
А не крови, бегущей из порванных жил.
Если вздыблена шерсть, если страшен оскал,
Расспроси-ка сначала меня, как я жил.
Я в кромешной ночи, как в трясине, тонул,
Забывая, каков над землей небосвод.
Там я собственной крови с избытком хлебнул —
До чужой лишь потом докатился черед.
Я сидел на цепи и в капкан попадал,
Но к ярму привыкать не хотел и не мог.
И ошейника нет, чтобы я не сломал,
И цепи, чтобы мой задержала рывок.
Не бывает на свете тропы без конца
И следов, что навеки ушли в темноту.
И еще не бывает, чтобы я стервеца
Не настиг на тропе и не взял на лету.
Я бояться отвык голубого клинка
И стрелы с тетивы за четыре шага.
Я боюсь одного — умереть до прыжка,
Не услышав, как лопнет хребет у врага.
Вот бы где-нитьбудь в доме светил огонек,
Вот бы кто-нибудь ждал меня там, вдалеке.
Я бы спрятал клыки и улегся у ног.
Я б тихонько притронулся к детской щеке.
Я бы верно служил, и хранил, и берег —
Просто так, за любовь! — улыбнувшихся мне.
. Но не ждут, и по-прежнему путь одинок,
И охота завыть, вскинув морду к луне.

Источник статьи: http://reshetoria.ru/literaturnye_hroniki/meynstrim/news3112.php

Интересный факт из жизни Лермонтова. Каким был на самом деле великий поэт?

Почитатели русской классики знают Михаила Лермонтова как очень талантливого поэта, последователя Пушкина, борца за справедливость, ярого противника самодержавия и рабства. Но мало кто задумывается, каким на самом деле человеком был всемирно известный писатель, как к нему относилось окружение, кого он любил, а кого ненавидел. Современники литератора не очень-то его жаловали, преждевременная гибель Михаила Юрьевича на дуэли никого не огорчила, а царь Николай I так и вообще сказал: «Собаке – собачья смерть».

Описание внешности представляет собой интересный факт из жизни Лермонтова. Писатель был небольшого роста, имел кривоватые ноги, большую голову, некрасивое лицо, кифоз. В молодом возрасте Михаил Юрьевич начал лысеть, а несчастный случай во время катания на лошади сделал его еще и хромым. К физическим недостаткам следует еще добавить и его неопрятность. Писатель не заботился о личной гигиене, очень часто он менял рубашку только после того, как ее разрывали на нем друзья, до того одежда была грязной и дурно пахнущей.

Неприятная внешность сказалась и на характере поэта. Интересный факт из жизни Лермонтова: он был беспощаден к слабостям других людей, не умел вести светские беседы, разговаривал дерзко и язвительно, вел себя высокомерно, никому не прощал личных обид. Современники окрестили Михаила Юрьевича невежей, неприятным типом, «дурным человеком, который никогда ни про кого не отзовется хорошо», «желчным, испорченным и угловатым существом». Из-за сложного характера писателю довелось за свою короткую жизнь побывать на 3 дуэлях.

Излишняя любовь к еде и отсутствие всякого чувства меры – это еще один интересный факт из жизни Лермонтова. Поэт был настолько прожорлив, что поедал абсолютно все блюда, подаваемые к столу, очень часто оставляя своих друзей голодными. Если он видел любимое кушанье, то со смехом и криком бросался на него и вонзал вилку в самые аппетитные куски. Один раз друзья решили подшутить над Михаилом Юрьевичем и приказали напечь для него пирожков с опилками. После длительной прогулки он так проголодался, что съел одну булочку и брался уже за другую, пока товарищи его не остановили, показав несъедобную начинку.

Интересные факты из жизни Лермонтова касаются и его общения с окружающими людьми. Из-за некрасивой внешности поэт не мог нравиться женщинам, поэтому он будоражил их воображение и соблазнял, напуская на себя таинственный и мрачный вид, драпируясь в байронизм. На светских приемах писатель всегда стоял в сторонке, выбирая жертву, на которую потом устремлял пронзительный, ядовитый взгляд. Его черные глаза приводили в замешательство даже мужчин, а женщины так и вообще обращались в бегство.

Михаил Юрьевич слыл очень невезучим человеком, предвестники трагедии и тень неудачи омрачали жизнь поэта. Он рано остался без родителей, воспитывался бабушкой, остальные родственники относились к нему враждебно. Еще при рождении акушерка неожиданно сказала, что мальчик не умрет своей смертью. Михаил Юрьевич проигрывал во всех состязаниях и азартных играх. Еще один интересный факт из жизни Лермонтова: писатель посетил гадалку Кирхгоф, и та ему предрекла скорую смерть.

Как бы там ни было, Михаил Юрьевич остается одним из самых талантливых русских поэтов.

Источник статьи: http://fb.ru/article/126116/interesnyiy-fakt-iz-jizni-lermontova-kakim-byil-na-samom-dele-velikiy-poet

Прочитайте онлайн Дзын | Усы писателя Лермонтова

Усы писателя Лермонтова

Прошел со дня возвращения Костика месяц. Отработал Крыжовников у станка двадцать четыре рабочих дня. Настало время получать зарплату.

— Константин, — сказал на двадцать пятый день слесарь Златорукий. — Иди-кось заработанную плату получать.

А Костик-то как раз точил напильником интересную деталь с лошадиным названием «хомут».

— А что, — сказал Костя. — И пойду!

Положил напильник и пошел.

Своего человека, который деньги выдавал бы, в Чушках не было. Бухгалтер Тамара Эдуардовна приезжала из райцентра каждое пятое число. В тот день как раз пятое число и было.

Приезжая Тамара Эдуардовна располагалась за прилавком сельского магазина и отсчитывала всем зарплату.

Обычно в магазине деньги тратят. А вот в Чушкинском их получать можно.

Тамара Эдуардовна была грузна и усата. Усы у нее были, конечно, не генеральские, а все ж имелись. Небольшие. Как у Лермонтова. Тамара Эдуардовна даже охранников-инкассаторов с собой никогда не брала. Она всех разбойников усами на расстоянии держала.

Навалившись мощными локтями на прилавок, бухгалтер из райцентра сверяла записи в своей счетной книге. Все ли получили заработанное? Получалось что все. Только молодой слесарь Константин Крыжовников еще не приходил. Тут открылась дверь магазина, и вошел как раз молодой слесарь Крыжовников.

Тамару Эдуардовну оранжевый платок Крыжовникова сильно потряс. Сама-то она в лисьей шубе ходила. Но еще больше изумили Костю лермонтовские усы бухгалтерши.

— На поэта-то как смахивает, — удивлялся Костик. — Не на Пушкина ли?

— Он, наверное, беженец, — размышляла в свою очередь Тамара Эдуардовна. — Ходить не в чем. Вот на зарплату-то и купит.

— Фамилия? — спрашивает бухгалтерша.

Костик с трудом оторвал взгляд от небольших усов и переместил его на располагающиеся выше глаза. Они были пронзительные. Как у участкового Семашко. Только у дяди Василя усов не было.

— Крыжовников, — говорит Костик. — К. В.

— Кирилл Владимирович? — интересуется бухгалтер.

— Константин Викторович, — объясняет Крыжовников.

— Ну, что ж, тогда получай зарплату.

Тамара Эдуардовна ткнула мощным указательным пальцем в счетную книгу и попала прямо в пустое пространство между надписью «Крыжовников» и цифрами «1.500».

Пока молодой слесарь Крыжовников расписывался, Тамара Эдуардовна сильно сомневалась, что он все-таки Кирилл Владимирович, но отчего-то не хочет в этом признаться.

— Тыща пятьсот, — объявила бухгалтерша, крупно плюнула на пальцы правой руки и принялась отсчитывать деньги.

Бухгалтеры всегда плюют себе на пальцы правой руки. Конечно, если они не левши.

— Чой-то много, — вдруг говорит Костя. — Мне, пожалуй, восьмисот хватит.

К этому моменту усатая бухгалтерша добралась до пятисот пятидесяти пяти рублей и остановилась передохнуть. Тамара Эдуардовна работала давно и в разных организациях. Она привыкла, что людям денег не хватает. То, что кому-то переплатили, Тамара Эдуардовна слышала в первый раз. И это ее совсем не обрадовало. Ей-то платили как раз за то, чтоб она все деньги, сколько посчитано, другим отдала. Не больше, конечно, а все же и не меньше. В соответствии с бумагами.

— Не на базаре, — сказала бухгалтерша. — Ишь, расторговался.

Она плюнула на правую ладонь второй раз и стала считать дальше. Купюры были мелкие. Считать приходилось долго, а уж плевать — часто.

— Нет, — снова говорит молодой слесарь в странном оранжевом платке. — Вы мне только восемьсот давайте. Чего мне с остальными-то делать?

— А чего хочешь. Хоть на лоб себе клей.

— Дак кабы одна купюра можно и на лоб. А у вас их пачка. Их только на спину лепить, как горчичники.

— Можешь на спину, — отвечает бухгалтерша и считать продолжает. А купюра-то совсем мелкая пошла. По десятке.

Тамара Эдуардовна утомленно остановилась. Дала пальцам немного отдохнуть.

— Что ль торгуешь чем? Приторговываешь?

— Слесарю. Деталь точу.

— А, деталями приторговываешь, — смекнула Тамара Эдуардовна.

— Не, мы их в трактора вставляем. — И, подумав, Костя добавил: — Чтобы ездили.

— Интересно как, — подумала бухгалтерша, — не приторговывает и денег не хочет. — Может больной? — вдруг испугалась она. — С рельсов сдвинутый? В оранжевом платке ходит.

Однако лицо у молодого слесаря было светлое. И даже мудрое.

— Теть, вот ты всю зарплату проедаешь? — вдруг спрашивает слесарь Крыжовников.

— Всю не проедаю. А треть — пожалуй.

— А остальное куда ж?

— Коммунальные платежи нынче велики.

— Нешто, такие большие?

— Немалые, — подтверждает бухгалтерша. — А ведь еще дача имеется недостроенная. Знаешь, туда сколько материалу надо?

Видно, материалу требовалось много.

— Шубу надо брать, новую. В этой-то ходить стыдно.

Между тем в лисьей шубе Тамары Эдуардовны было бы не стыдно ходить и русскому царю.

— А чем же эта нехороша?

— А тем, что на лису мода кончилась. На норку началась.

Тамара Эдуардовна снова смочила пальцы и стала листать денежную стопку. Со стороны казалось, что в шубе бухгалтерше стало жарко и поэтому она обмахивается китайским зеленым веером.

— А вот помрете, — сказал вдруг Крыжовников. — На кой вам, мертвой, шуба и дача?

Зеленый веер замер. Стих сухой шелест купюр. Будто кто-то шел по усыпанной осенними листьями дороге и вдруг отчего-то остановился.

Видно, помирать Тамара Эдуардовна не собиралась.

— А так, — наседал Костя. — Скоропостижно.

Страшно сделалось бухгалтерше из райцентра. Ей привиделось, что она вдруг умерла, а дача и шуба продолжают жить на этой земле. И живут в даче совершенно не знакомые, неприятные люди, одетые в ее лисью шубу.

Стало Тамаре Эдуардовне больно и горько.

— Что же делать? — сетовала она. — Как же теперь жить?

— А так, выписывайте мне восемьсот рублей.

— Остаток в сельсовет отдайте. Путь на новый трактор копят. А-то старый не ходкий. Вот-вот и кончится. Давайте подпишу чего надо.

Костя подписал чего надо и пошел с восемьюстами рублями к двери.

— Будьте здоровы, Кирилл Викторович, — ответила Тамара Эдуардовна.

Источник статьи: http://litra.info/book/dzyn/page-21.html