Узнаем по усам дали

Почему Сальвадор Дали носил необычные усы, и в чём истинный смысл его символов

Порой создается впечатление, что без его знаменитых усов никто бы не узнал Сальвадора Дали. Бакенбарды и усы были частью личности художника, но на самом деле мало кто знает, откуда взялся такой имидж, и что на него повлияли Хосеп Маргарит и Диего Веласкес.

Маргарит был каталонским политиком, портрет которого висел в доме художника. С детства он видел на стене лицо этого человека, украшенное огромными длинными черными усами. Маленький Сальвадор мечтал иметь такие же напористость, ум и талант, но при этом также выглядеть чувственно и загадочно, так как Веласкес, андалузский мастер светотени.

Усы, как у Хосепа Маргарита.

Достигнув совершеннолетия, Сальвадор начал отращивать его усы и зачесывать их различными способами, чтобы добиться идеального сочетания внешнего вида этих двух людей. Таким образом, он создал свой собственный стиль усов, которые стали визитной карточкой гения сюрреализма. Подобный пример не единичен, и многие символы, которые использовал Дали в своем творчестве, основаны на каком-то его предыдущем опыте.

Ох, уж этот Дали!

От сыра до времени

Время — это Бог, или Бог — это время. Оба эти символа вездесущи, по крайней мере, в работах Дали. Художник хотел подчеркнуть то, что во многих случаях люди больше заботятся о нехватке времени, чем о том, что нужно жить и наслаждаться жизнью.

Образ расплавленных часов пришел в голову сюрреалиста, когда он думал о сыре Камамбер и о том, как этот сыр не может выдержать высокую температуры, тая без малейшего сопротивления. Это метафизический образ упущенных возможностей в жизни, которые в следующее мгновение исчезнут и никогда больше не появятся.

Смерть и муравьи

Смерть — это часто повторяющаяся тема в сюрреализме. У Дали она изображена не как конец определенного цикла, а как окончательное исчезновение, причем художник изображал смерть в образе. муравьев. На первый взгляд, это бессмысленно, но на самом деле корни подобного образа кроются в детстве художника. Когда ему было пять лет, Сальвадор шел по улице и увидел летучую мышь, лежащую на земле. Когда он подошел, чтобы присмотреться, оказалось, что тельце мыши кишело муравьями, которые пожирали ее плоть.

Много лет спустя муравьи трансформировались в его воображении в представление о смерти, поэтому они и изображены на картинах Дали. Что интересно, на некоторых полотнах муравьи также связаны с сексуальным вожделением, что может быть отсылкой к некрофилии.

Представление реальности во сне

В ранней работе испанца фигурируют костыли всех видов. Обычно костыли ассоциируют с поддержкой для ходьбы, а в работах Дали речь идет о неком якоре с реальностью. Это означает, что костыль представляет собой опору и связь между сюрреализмом и реальной жизнью. Это та опора, которая помогает знать, что за мечтой есть что-то настоящее.

Будущее на спине слона

Сила и сопротивление. Эти два слова характеризуют слонов, которые появляются на картинах Дали. Однако, это не обычные слоны. На самом деле они настолько сюрреалистичны, что их значение является одним из самых сложных среди всех символов художника. Считается, что они представляют будущее, поэтому всегда несут на спине какой-то объект или человека. У слонов тонкие и длинные ноги, чтобы было понятно, что вес сложной и тяжелой судьбы очень сложно «взвалить только себе на плечи».

Открытие жизни

Хотя это не является одним из наиболее характерных элементов Дали, деревянные ящики встречаются на его полотнах чаще, чем можно было бы подумать. Это происходит из фрейдистского объяснения, которое говорит о скрытой женской сексуальности. Если вспомнить, что некоторые биографы считают Дали бисексуалом, это может означать, что он выражал в картинах часть своей женской натуры. Каждый ящик был нарисован приоткрытым, чтобы подчеркнуть секретность этого, а одновременно тот факт, что Сальвадору было все равно, что думают о нем.

Улитка и человеческая голова

Опять же, причиной этого символа является история из жизни. Дали хотел больше узнать о Фрейде, поскольку идеи психоанализа часто идут рука об руку с сюрреализмом, несмотря на постоянное отрицание это со стороны обоих. Как-то Дали отправился в дом Фрейда и в его саду увидел улитку, ползущую по припаркованному велосипеду. Когда Сальвадор остановился и понаблюдал за этой картиной, ему показалось, что это похоже на человеческую голову: снаружи жесткая оболочка, а в уязвимом мягком нутре кроется мысль.

Геометрия, твердость панциря и медлительность животного захватили воображение художника, и он впоследствии не стеснялся изображать его в свои картинах, особенно когда хотел подчеркнуть психоанализ.

Живое яйцо

Следующий символ относится к любви и ожидаемой продолжительности жизни, но это, пожалуй, также символ, который представляет самого художника лучше всего. Вероятно, это представление Дали о самом себе, поскольку это может означать то, как он себя чувствовал в утробе матери. Предыстория образа яйца заключается в том, что до рождения Дали у его родителей был сын, который умер в возрасте пяти лет, и его звали Сальвадор. Когда родители решили завести другого ребенка, они дали ему то же самое имя, чтобы почтить память покойного.

Когда Сальвадор Дали был еще маленьким, он посетил гробницу «другого Сальвадора Дали» и предположил, что он должен почитать его. Яйцо — это представление человека: материальное, хрупкое и чистое.

Страх перед удовольствием

Самка богомола пожирает самца после совокупления с ним. По этой причине Дали использовал образ богомола, чтобы представить свою женщину Гала. Она хотела детей, но художник панически боялся секса. Он наслаждался мастурбацией, а не физическим контактом с возлюбленной. Богомол также является отсылкой на критику Дали из-за этого факта, поэтому насекомое символизирует представление о страхе перед жизнью и каждой из ее сторон.

Работы Дали состоят из символов, которые являются яркими примерами его жизни и всего, что в ней происходило. Может быть, это был способ художника не забыть ряд историй и впечатлений, которые на протяжении многих лет неизбежно стирались бы из памяти. В любом случае, ему удалось сделать больше, чем он ожидал, поскольку и через 29 лет после его смерти эти образы и символы все столь же актуальны, как и в первый раз, когда их увидел мир.

Источник статьи: http://kinohit.mirtesen.ru/blog/43853802646/Pochemu-Salvador-Dali-nosil-neobyichnyie-usyi,-i-v-chyom-istinny

Сальвадор Дали — о своих усах, всегда обращенных в небо

Сальвадор Дали, «Дневник одного гения»

1 ноября 1957 года, Порт‑Льигат

Совершенно уверен, что по аналитическим и психологическим способностям я намного превзошел Марселя Пруста. И не только потому, что он депрессивный неврастеник, что сразу же видно по его унылым, поникшим усам, которые, как и еще более обвислые усы Ницше, являют собою полную противоположность бодрым и жизнерадостным усам Веласкеса, не говоря уж об ультраносорожьих усах вашего гениального покорного слуги.

Что и говорить, меня всегда особенно привлекала растительность на человеческом теле, и не только из эстетических соображений, то есть чтобы по тому, как растут волосы, определить, сколько у человека золота — ведь известно, что эти вещи тесно связаны, но также и с точки зрения психопатологии усов, этой трагической константы характера и несомненно самого красноречивого признака мужского лица. Не менее- очевиден и тот факт, что, хоть я и прибегаю с таким удовольствием к чисто гастрономическим терминам, надеясь, что они помогут легче проглотить мои чересчур сложные и трудноперевариваемые философские идеи, я неизменно требую от них самой суровой ясности — так чтобы на них был четко виден даже тончайший волосок. Просто не переношу никакого тумана, пусть даже и самого безобидного.

1 мая 1952 года, Порт‑Льигат

После первого прочтения книги «Так говорил Заратустра» у меня уже было свое собственное мнение о Ницше… За три дня я окончательно его проглотил и переварил. После этой каннибальской трапезы оставалась несъеденной лишь одна деталь личности философа — его усы! Позднее Федерико Гарсиа Лорке, зачарованному усами Гитлера, суждено было провозгласить, что «усы есть трагическая константа человеческого лица». Но мне надо было превзойти Ницше во всем, даже в усах! Уж мои-то усы не будут нагонять тоску, напоминать о густых туманах и музыке Вагнера. У меня будут заостренные на концах, империалистические, сверхрационалистические усы, обращенные к небу, подобно вертикальному мистицизму, подобно вертикальным испанским синдикатам.

9 мая 1957 года, Порт‑Льигат

Время от времени, но с упорным постоянством встречаются мне в свете весьма элегантные, то есть умеренно привлекательные женщины с почти чудовищно развитой копчиковой костью. Вот уже много лет эти самые женщины, как правило, горят желанием познакомиться со мною лично. Обычно между нами происходит разговор такого порядка:

Женщина‑копчик: Разумеется, мне известно ваше имя.

Женщина‑копчик: Вы, наверное, заметили, что я просто не могла оторвать от вас глаз. Нахожу, что вы совершенно очаровательны.

Женщина‑копчик: Ах, не будьте же льстецом! Вы меня даже и не заметили.

Я-Дали: Но я говорю о себе, мадам.

Женщина‑копчик: Интересно знать, как это вы добиваетесь, что усы у вас всегда стоят торчком?

Я-Дали: Это все финики!

Я‑Дали: Да‑да, финики. Именно финики, такие плоды, которые растут на пальмах. Я заказываю на десерт финики, ем их, а когда кончаю, прежде чем омыть пальцы в миске, слегка прохожусь ими по усам. И этого достаточно, чтобы они держали форму.

Я‑Дали: У этого способа есть и еще одно достоинство: на финиковый сахар непременно слетаются все мухи.

Женщина‑копчик: Какой кошмар!

Я‑Дали: Что вы, я просто обожаю мух. Я могу чувствовать себя счастливым только когда лежу- на солнце, совершенно голый и весь облеплен мухами.

Женщина‑копчик (по моему тону уже совершенно уверившись, что все, что я ей говорил, достовернейшая и истинная правда): Но как же это может нравиться, когда ты весь облеплен мухами? Ведь они же такие грязные!

Я‑Дали: Я и сам ненавижу грязных мух. Мне нравятся только самые что ни на есть чистоплотнейшие мухи.

Женщина‑копчик: Интересно, как это вам удается отличать чистых мух от грязных?

Я‑Дали: Ну уж это‑то я сразу вижу. Не выношу даже вида грязной городской или даже хоть бы и деревенской мухи, с раздутым желтым брюхом цвета майонеза, с крылышками такими черными, будто она обмакнула их в мрачную некрофильскую краску. Нет, я люблю только мух чистоплотнейших, сверхвеселых, наряженных в этакие серенькие альпаковые одеяньица от Баленсиаги, сверкающих что сухая радуга, ясных как слюда, с гранатовыми глазками и брюшком благородного неаполитанского желтого цвета — такие восхитительные маленькие мушки порхают в оливковой роще Порт‑Льигата, где не живет никто, кроме Галы и Дали. Эти грациозные мушки столь изысканны, что садятся на оливковые листочки только с той стороны, где те подернуты налетом окиси серебра. То феи Средиземноморья. Они несли вдохновение греческим философам, которые проводили жизнь под солнцем, облепленные мухами… Ваш мечтательный вид позволяет мне полагать, что вы уже поддались мушиным чарам… Дабы покончить с этой темой, добавлю, что в тот день, когда я, предаваясь размышлениям, вдруг почувствую, что облепившие меня мухи причиняют мне неудобство, я тотчас же пойму: это означает, что идеи мои утратили силу того параноидного потока, который служит приметой моего гения. Если же, с другой стороны, я даже не замечаю никаких мух, это наивернейший признак, что я полностью владею духовной ситуацией.

Женщина‑копчик: А ведь, в сущности, во всем, что вы говорите, кажется, есть какой‑то смысл! Тогда скажите, это правда, что усы ваши служат вам антеннами, с помощью которых вы принимаете свои идеи?

При этом вопросе божественный Дали воспаряет и превосходит самого себя. Он начинает плести перед ней самые свои излюбленные узоры, он плетет такие тонкие, исполненные такого лицемерия, такие колдовски чарующие и гастрономически аппетитные вермееровские кружева, что означенной женщине не остается ничего другого, как тут же превратиться в один сплошной гипертрофированный копчик. То есть, иными словами, как вы уже, наверное, догадались, просто‑напросто стать неверной сожительницей, в ходе моего кибернетического действа наставляющей рога своему любовнику, обманутому сожителю легкомысленной подружки.

11 мая, 1956‑й год

Сальвадор Дали описывает визит к нему одного из поклонников («Исправно раз в год объявляется какой‑нибудь молодой человек, который просит у меня аудиенции, дабы выведать, как добиться в жизни успеха»).

Молодой человек уставился на меня своими круглыми рыбьими глазами.

— Что‑нибудь непонятно? — спрашиваю я.

— Ваши усы… Они ведь уже совсем не такие, какими были, когда я увидел вас впервые.

— Мои усы постоянно осциллируют и не бывают одинаковы даже два дня кряду. В настоящий момент они в некотором расстройстве, ибо я на час спутал время вашего визита. Кроме того, они еще не поработали. В сущности, они еще только выходят из сна, из мира грез и галлюцинаций. Немного поразмыслив, я подумал, что, пожалуй, для Дали эти слова выглядят чересчур банально, и почувствовал некоторую неудовлетворенность, которая толкнула меня на неподражаемую выдумку.

— Погодите‑ка! — сказал я ему. Я побежал и прикрепил к кончикам своих усов два тонких растительных волоконца. Эти волокна обладают редкой способностью непрерывно скручиваться и снова раскручиваться. Вернувшись, я продемонстрировал молодому человеку это чудо природы. Так я изобрел усы‑радиолокаторы.

Июль, 1952 год

Что же касается Пла (Джозеф Пла, автор книги о Дали. — Esquire), то он, с тех пор как появился, не устает повторять одну фразу, запомнившуюся ему с нашей последней встречи: «Когда-нибудь эти усы станут знаменитыми!»

Затянувшийся обмен любезностями между ним и Л. Пытаясь положить этому конец, сообщаю, что Пла только что написал статью, где чрезвычайно проницательно подметил мои причуды. Он отвечает:

— Ты только расскажи мне что‑нибудь еще, а статей я напишу сколько хочешь.

— Ты бы лучше написал обо мне книгу, ведь никто не сможет сделать это лучше тебя.

— А я ее издам! — воскликнул Л. — Правда, Рамон уже заканчивает писать одну книгу о Дали.

— Но позволь, — возмутился Пла, — Рамон даже лично не знаком с Дали.

Внезапно мой дом заполнился друзьями Пла. Друзей у него не счесть, и описать их весьма трудно. У всех у них есть две характерные черты: они, как правило, наделены густыми бровями и всегда выглядят так, будто появились у меня на террасе, только что сорвавшись из какого‑нибудь кафе, где провели лет десять кряду.

Провожая Пла, я говорю ему:

— А усы‑то, похоже, и вправду станут знаменитыми! Ты только посмотри, и получаса не прошло, а мы уже решили издать целых пять книг, моих или обо мне! Моя стратегия уже принесла мне бесчисленные сочинения, посвященные моей персоне, а весь секрет в том, что мои антиницшеанские усы, словно башни Бургосского собора, всегда обращены в небо.

Источник статьи: http://esquire.ru/articles/99522-salvador-dali-o-svoih-usah-vsegda-obrashchennyh-v-nebo/